Поддержите The Moscow Times

Подписывайтесь на «The Moscow Times. Мнения» в Telegram

Подписаться

Позиция автора может не совпадать с позицией редакции The Moscow Times.

Бег по граблям. Как западные компании возвращаются в страны, откуда их выгнали

Чем закончатся разговоры о гипотетическом возвращении западного бизнеса в Россию, никто не может знать. Даже война пока не закончилась. Но Россия — не первая страна, откуда бизнес уходил сам или его выгоняли. Интересно — в каких случаях он возвращался?
«Сименс» уже третий раз вынужден уходить из России, но все равно придет опять
«Сименс» уже третий раз вынужден уходить из России, но все равно придет опять Социальные сети

Внезапная «дружба» с Дональдом Трампом вызвала разговоры о скором возвращении в Россию ушедших иностранных компаний. Сами компании, как правило, молчат или отрицают такие планы. Например, McDonald’s и Coca-Cola заявили, что планов возвращаться в нынешнюю Россию у них нет.

Зато неожиданно от имени иностранных компаний активно выступает руководство России и лично Владимир Путин, заявляющий, что «крупный бизнес» «выходит» на него с вопросами об условиях возвращения. Если это так, то интересный штрих, что и в вопросах работы иностранцев в России без личной санкции нацлидера теперь никуда. Бессмысленно отрицать, что у западного и азиатского бизнеса есть интерес вернуться в Россию, где они оставили или у них отняли большие активы, перспективный рынок. Компании, очевидно, прощупывают такую возможность.

Что часто выносится за скобки в России, так это риски компаний для такого гипотетического возвращения и как они на них смотрят.

Вероятно, главный вопрос не в том, придут ли снова в Россию H& M, Coca-Cola, McDonald’s, IKEA, Renault, Mercedes, Siemens или американские нефтяные гиганты. Придут со временем. Главный вопрос — когда и на каких условиях. Бизнес много откуда уходил сам или его выгоняли. И, бывало, возвращался. Но как показывает история, у этого должны быть более веские основания, чем просто желание властей.

Приключения немцев в России

Россиянам ближе всего, пожалуй, история Siemens. Отношениям немецкой компании с Россией более 170 лет, и чего только не было за это время. В мае 2022 года она объявила об уходе из России. Компания осудила войну в Украине, а санкции не дали бы ей нормально работать в стране-агрессоре: для производства ей нужно много того, что запрещено поставлять в Россию.

Уходить из страны Siemens явно не собирался. В XXI веке концерн привез в Россию скоростные электропоезда Velaro, ставшие «Сапсанами». Для строительства других своих поездов — «Ласточка» — построил завод на Урале. В партнерах у него было государство и крупнейшие компании, в том числе «Газпром» и «Роснефть». В 2017 году гендиректор Siemens Джо Кэзер заявлял, что компания планирует увеличить инвестиции в Россию.

Возможно, это был стратегический выбор Siemens с учетом того, что в 1991 году, после перерыва в 70 лет, концерн, наконец, полноценно вернулся в Россию. С 1855 года он по заказу царского правительства проводил телеграф, строил электростанции, запускал электрическое освещение, трамвайное движение. Наладил электрическую иллюминацию в храме Христа Спасителя в Москве и в Зимнем дворце в Петербурге. В 1895 году Николай II произвел Карла фон Сименса в дворянство.

Тесные отношения с Россией прервала Первая мировая, а затем большевики. В 1918 году они национализировали в том числе и российские активы Siemens. Петербургские заводы компании стали советскими предприятиями «Электросила», «Севкабель» и «Завод им. Козицкого». Их стоимость оценивалась в 50 млн царских рублей, что, если исходить из привязки царского рубля к золоту и учитывать инфляцию, эквивалентно порядка $700 млн сегодня.

Благодаря Siemens в царскую еще Россию вернулся видный электротехник и социал-демократ Леонид Красин, возглавивший в 1912 году московский филиал компании. В 1917 году он примкнул к большевикам. «Оставлять этих политиков и литературоведов одних значило бы, может быть, допустить ошибки и промахи, могущие больно отразиться на русской промышленности и на русских рабочих», — говорил он о них. 

Именно Красин уже в роли народного комиссара торговли и промышленности советской России в 1918–1920 годах уговорил Siemens возобновить бизнес при новой власти. Заводы компании Советы не вернули, но заключили контракты на поставку оборудования для новых заводов и электростанций, в частности Днепрогэса. Доходный бизнес компании с СССР прекратился с приходом к власти в Германии национал-социалистов.

После поражения нацистской Германии во Второй мировой войне СССР вывез из нее уцелевшие станки и оборудование компании. Позднее Siemens спорадически что-то поставлял СССР, например, оборудование для ледокола «Москва» и для пары десятков локомотивов, тягавших товарные составы в Сибирь. Однако доступ к рынку с огромным потенциалом у Siemens появился только с рыночными реформами в СССР и потом постсоветской России.

Компания, придя в Россию второй раз, фактически приобрела в Петербурге заводы, отобранные у нее советской властью. И построила новые: воронежский завод «Сименс трансформаторы», открытый в 2012 году; завод «Уральские локомотивы» в Верхней Пышме; сервисный цех под Петербургом по обслуживанию и ремонту скоростных поездов.

Компания дружила с властями, исторически основными заказчиками в России. Но на этот раз планы Siemens перечеркнули не новые, как свергнувшие когда-то царя, а действующие российские власти, поставившие во главе страны авторитарного правителя, и начатая им война. Концерн распродал российские активы, потеряв на этом 600 млн евро, то есть примерно столько же, сколько из-за национализации в советской России.

Немецкая Siemens модернизировала Россию царскую, советскую, постсоветскую и путинскую, застала убийство одного царя, свержение другого и крушение двух империй. Успела построить в России заводы, лишиться их и заново купить, построить новые и снова их потерять — уже добровольно. Вероятно, однажды она снова вернется в Россию — но скорее всего, в какую-то другую. И едва ли при Владимире Путине.

Coca‑Cola и полвека ожиданий

Ушла из России, хотя не полностью, и американская Coca‑Cola, пришедшая официально в СССР только в 1979 году, перед Олимпийскими играми в Москве. Полноценно компания вышла на российский рынок после распада СССР, а в 2022 году после вторжения в Украину она объявила о приостановке деятельности в России.

Возможно, на такие случаи международный бизнес Coca-Cola устроен своеобразно: головная компания владеет рецептами и правами на бренды, определяет стратегию их продвижения, поставляет концентраты. Разливают же напитки по всему миру в основном независимые бизнесы, в которых Coca-Cola иногда владеет долей.

Компания сохранила в России юридическое лицо и некоторые операции. Российским бизнесом Coca-Cola управляет другая компания, из Швейцарии, в которой у американской компании —21,3% акций. Эта компания, Coca-Cola HBC,  запустила на своих девяти заводах в России линейку «Добрый кола». В рознице же оригинальная Coca-Cola представлена за счет импорта — например, из Ирана.

Для Coca-Cola такой ход событий привычен: компанию много раз выгоняли из самых разных стран в Азии, Африке и Европе. Уходила она сама, в том числе по политическим причинам — из ЮАР в 1986 году из-за режима апартеида. Из Индии компания ушла 1977 году после 21 года работы в стране, не согласившись раскрыть рецепт и снизить свою долю в компании, управлявшей местным бизнесом.

Опыт возвращения у Coca-Cola тоже богатый. В Индию компания вернулась только в 1993 году, через 15 лет, когда страна снова либерализовала экономику. Свои старые заводы, в которые было инвестировано когда-то $12 млн, обратно она не получила. Вместо этого Coca-Cola за $60 млн купила у компании Parle, контролировавшей 60% рынка безалкогольных напитков в Индии, права на ряд местных брендов, включая очень популярную колу Thums Up. С ее помощью Coca-Cola потеснила в Индии Pepsi.

Со сменой политического режима был связан уход Coca‑Cola из Китая. Компания вышла на китайский рынок в 1928 году и продавала свой «полный рот счастья», как перевели в итоге Coca‑Cola в Китае, 20 лет. Ей пришлось уйти после победы в 1949 году коммунистов во главе с Мао Цзэдуном и основания КНР, в которой правительство национализировало экономику и изгоняло «символы империализма».

Вернулась Coca‑Cola в Китай только через 30 лет, в 1979 году, когда страна под руководством Дэн Сяопина начала экономические реформы и нормализацию отношений с США. Компании не вернули оборудование с завода в Шанхае, перевезенное в Пекин для госпредприятий. Но разрешили создавать в Китае совместный бизнес, рабочие места — и обязали делиться технологиями.

Сейчас 1,4-миллиардный Китай для Coca‑Cola третий по величине рынок сбыта в мире, компания имеет научно-исследовательский центр в Шанхае и 45 заводов по всей стране.Похожая история была с Coca‑Cola во Вьетнаме: компания вернулась в страну спустя почти 20 лет, в 1994 году, когда было снято 19-летнее торговое эмбарго и нормализовались отношения между Вьетнамом и США.

В Португалии Coca‑Cola была изгнана вообще на полвека, с 1927-го по 1977 год — формально поначалу из-за «антикокаиновых» страхов в напитке и усилиями диктатора Антониу ди Салазара. Дальше и по факту — стараниями производителей безалкогольных напитков, опасавшихся конкуренции. Только когда стране понадобились иностранные инвестиции, правительство разрешило Coca-Cola вернуться и построить заводы.

Летом 2024 года американская Coca‑Cola подала заявку на перерегистрацию своих товарных знаков в России, заявив, что это необходимый шаг для сохранения прав интеллектуальной собственности (так же поступил, например, Mcdonald’s). Это поможет Coca‑Cola помешать пиратам зарабатывать в России на бренде и, видимо, запастись терпением в ожидании появления российского Дэн Сяопина.

Нефтяники

После аннексии Крыма и вторжения в 2022 году Россию покинули ExxonMobil, Shell, Equinor, Eni, Statoil, Chevron и другие западные нефтегазовые компании, что оказалось болезненным ударом. Для работ на шельфе или с трудноизвлекаемыми запасами нефти и газа России не хватает технологий и оборудования, которые есть в США и Европе. 

Американские нефтедобывающие компании потеряли в России много денег и пока опасаются возвращаться в Россию из-за высоких политических рисков. Западные нефтяники в XX веке, конечно, не раз переживали национализацию. Терять активы им не впервой. Компании готовы были все это терпеть — что закладывалось в риски. Поэтому они возвращались.

Однако норма прибыли нефтяников, поначалу очень высокая в XX веке, постепенно падала, страновые условия добычи ухудшались, и они все больше обращали внимание на предсказуемость и преемственность правил. Примеров этому немало, но любопытен случай американской ExxonMobil в Венесуэле, начинавшей там нефтяную разведку еще как Standard Oil Company (New Jersey) в далеком 1919 году.

Свое первое крупное открытие — богатые запасы нефти под озером Маракайбо — компания сделала только в 1928 году, пишет Дэниел Ергин в книге «Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть». Дела пошли в гору, но в конце 1930-х новое руководство Венесуэлы приступило к пересмотру договорных отношений между государством и нефтяными компаниями, включая перераспределение ренты.  

С 1943 года половина чистой прибыли от нефти должна была уходить правительству Венесуэлы. Эту норму новое правительство, пришедшее в 1945 году к власти в результате переворота, подняло еще выше. Ссориться нефтяники не стали. Венесуэла была для Standard Oil Company (New Jersey) главным источником дешевой нефти, и ее дочерняя фирма, Creole Petroleum, обеспечивала ей половину доходов. 

Если нефть — главный экспортный товар, то властям сложно удержаться, чтобы не забрать все. Особенно если страна — мировой лидер по разведанным запасам нефти и ее ведущий мировой экспортер. В 1976 году с подачи президента Карлоса Андреса Переса нефтяная индустрия Венесуэлы была национализирована в первый раз. Иностранным нефтяникам власти выплатили компенсации в сумме более $1 млрд (в пять раз меньше оценок самих экспроприируемых).

Активы иностранцев достались государственной нефтяной компании PDVSA. Однако без западных технологий работать оказалось трудно, и Венесуэла заключила с бывшими концессионерами сервисные контракты. В обмен на постоянную передачу передовых технологий они получали фиксированные 20 центов с барреля в первые два года, или 1,7% от средней отпускной цены. Кроме того, Венесуэле нужны были продавцы нефтью на мировых рынках.

В первый же год после национализации Exxon (Standard Oil Company of New Jersey сменила название в 1972 году) и Венесуэла подписали самый крупный на тот момент контракт на поставки нефти. А в 1988 году Перес вернулся к власти и… объявил уже об открытии нефтяного рынка Венесуэлы для иностранных инвестиций. И в начале 1990-х Exxon (с 1998 года — ExxonMobil) в партнерстве с PDVSA разрабатывала крупнейшие в мире залежи тяжелой нефти в Ориноко.

Национализации в нефтяных странах больно ударили по глобальным нефтекомпаниям. В 1973 году та же Exxon добывала более 12% всей мировой нефти, в 2005-м — 3%. Это было результатом усиления подконтрольных государству нефтяных компаний, не только в Венесуэле, пишут Джозеф Пратт и Уильям Хейл в книге «Exxon: Преобразование энергии, 1973–2000 гг.». Не удивительно, что ExxonMobil стала крайне нервно реагировать на политические риски.

И когда пришедший к власти в 2007 году революционер Уго Чавес устроил очередную экспроприацию, ExxonMobil ушла из Венесуэлы и начала судебные тяжбы. В 2011 году компания получила от PDVSA $908 млн, а в 2023 году еще $77 млн от правительства Венесуэлы. Более того, ExxonMobil начала бизнес с более предсказуемой соседней Гайаной, где обнаружены крупные морские месторождения в районах, которые Венесуэла после этого назвала своими.

В 2024 году между странами едва не началась война. А президент Венесуэлы Николас Мадуро даже заклеймил ушедшую ExxonMobil «врагом страны и венесуэльского народа» (в России есть пока лишь «компании из недружественных стран»). Ирония в том, что в марте 2025 года Мадуро, похоже, зашел на новый круг, по примеру Переса. Президент заявил, что страна… открыта для всех международных инвестиций в нефть, газ, нефтехимию и нефтепереработку. Обратно ExxonMobil пока, по крайней мере, не рвется.

Важные расхождения

После полномасштабного вторжения России в Украину более тысячи глобальных компаний объявили о планах уйти из страны-агрессора. Одни в самом деле ушли, другие в итоге передумали и остались.

Уходили тоже по-разному. Часть свернули бизнес в России с правом выкупить свои бывшие активы в течение нескольких лет. Часть продали российский бизнес, несмотря на большие потери. Сейчас компания, которая хочет уйти из России, должна дать покупателю скидку минимум 60% и еще заплатить «добровольный взнос» в бюджет 35%. То есть ей остается максимум 5%.

Оценки потерь от таких условий назывались самые разные. Путинский переговорщик, глава Российского фонда прямых инвестиций Кирилл Дмитриев говорил, что только американские компании потеряли $324 млрд. Киевская школа экономики оценила потери иностранных корпораций в России в $170 млрд. Это без учета упущенной выгоды. Так или иначе, большинство оценок заметно превышают $100 млрд (например, вот и вот).

Как после этого вообще можно думать о возвращении? Например, как Лука де Мео, гендиректор Renault, продавшей московский завод и 68% акций «АвтоВАЗа» буквально по рублю и потерявшей на этом 2,2 млрд евро. Де Мео еще не думал о возвращении, но «мы деловые люди, когда мы увидим возможность для бизнеса, мы постараемся ухватиться за нее». А LG, Samsung и Hyundai публично заявляли о желании вернуться.

Одновременно бизнес и правительство в России разрабатывают условия возвращения иностранных инвесторов. Но отдавать обратно полученное почти даром или купленное с большой скидкой многие новые собственники в России не хотят. Правительство и Кремль на их стороне. Российские власти хотят разрешить новым собственникам оказаться в возвращении бывшим иностранным владельцам их бизнеса — по политическим мотивам.

Однако в очередь на возвращение иностранные компании не выстраиваются — об этом сообщают то Минфин, то Центробанк, то Минпромторг, то снова Минфин и Минпромторг («уж полночь близится, а Германна все нет…»). Большинство ушедших компаний пришли у выводу, что не будут рассматривать вопрос о возвращении до тех пор, пока не будет достигнут прочный мир с Украиной. Бизнесу важно снятие международных санкций в отношении России, возвращение логистических цепочек, конкурентная среда и политическая стабильность. Перспективы чего, судя по стремлению Путина продолжать войну, выглядят туманно, даже с учетом большой лояльности к нему Трампа, который так не отменил санкции против России.

Чем закончатся эти разговоры о камбэке, никто не может знать. Но позиции иностранных компаний и российских властей, похоже, довольно сильно на сегодня расходятся. Никто из иностранцев не хочет возвращаться слишком рано, чтобы затем, возможно, снова уйти. И едва ли иностранцы согласятся на инвестиции, новые технологии при очевидно дискриминационных условиях. Для Кремля же и правительства они важны.

***

По сути, взамен понятных общих правил власти России предлагают «избирательность», в зависимости от того, «кто как себя вел», что указывает на вероятность пересмотра условий с уходом Владимира Путина, который неизбежен, что бизнес не может не учитывать. Высокомерие и обида, сквозящие сейчас в комментариях российских властей, никогда, как показывает история, не сопутствовали долгосрочному экономическому развитию страны — и это проигрышный для России подход.

читать еще

Подпишитесь на нашу рассылку