Название «Джамаъат Нусрат аль-Ислям валь-Муслимин» полноценно перевести на русский язык, сохранив все оттенки его смысла, непросто. В первую очередь из-за широты и многослойности лексического значения арабского слова «нусра[тун]». В разных контекстах его диапазон может растягиваться от помощи кому-либо или поддержки чего-либо до победы или иного рода триумфа — как непосредственно над врагом в конкретной войне, так и в более абстрактном значении. Поэтому давайте разъясним смысл этого наименования так: «Группировка (объединение, боевое братство) поддержки и помощи исламской религии и мусульманам ради их победы над своими врагами и на духовном поприще». Однако дальше в тексте будем использовать уже устоявшуюся английскую аббревиатуру JNIM — Jama’at Nusrat al-Islam wal-Muslimin.
Что такое Сахель
Сахель (от араб. الساحل as-sāḥil — «берег» или «край») — узкая полоса полузасушливых тропических степей в Африке, протянувшаяся от Атлантического океана до Эфиопии Протяженность: около 5 400 км с запада на восток и 300–500 км с севера на юг. Страны Сахеля: Сенегал, Мавритания, Мали, Буркина-Фасо, Нигер, Нигерия, Чад, Судан, Южный Судан, Эритрея, иногда часть Эфиопии.
Джихад с человеческим лицом, или Наследники Че Гевары под знаменем ислама
Итак, JNIM — это не просто одна из многочисленных исламистских группировок, действующих сегодня в Сахеле. К середине 2025 года она эволюционировала в крупнейшую экстремистскую силу в Африке южнее Сахары и уже контролирует обширные территории. На них JNIM активно внедряет все традиционные исламские практики жизни, религиозного образования и общественных отношений, включая правосудие по шариату, и даже формирует собственную налоговую систему — тоже, разумеется, на старинный исламский манер. В частности, на подконтрольных себе территориях JNIM выстраивает упрощённую систему сбора «закятов» (общественно-религиозный налог в пользу нужд уммы — исламской общины), разрешения споров, помощь в защите от мародёров и т. д.
Подобного рода «джихад с человеческим лицом» стал особенно привлекательным для некоторых местных жителей в сравнении с репрессиями со стороны проправительственных милиций и постоянных этнических чисток. Поэтому для части населения JNIM выглядит не как захватчик, а как защитник и гарант минимального порядка. В политическом вакууме, возникшем в Сахеле из-за хронического недоверия к государственным институтам, а также ослабления европейского и международного влияния, JNIM уверенно превращается в своего рода протогосударство — с весьма извращенными по современным меркам, но все-таки собственными силовыми структурами и механизмами мобилизации, опирающимися на этнические и религиозные сети, и даже неким подобием административной инфраструктуры. По сути, перед нами теперь уже не просто вооруженное движение, а альтернативная форма государственной власти, укорененная в реалиях местных сообществ.
Ее «пояс влияния» на настоящий момент — от центральной части государства Мали до севера Бенина, где тот граничит с Нигером. И эта зона продолжает расти благодаря слабости правительств местных государств, неспособных контролировать даже крупные транспортные артерии на собственных территориях. Так, группировка уже несколько лет проводит масштабные операции в районах Джибо (Буркина-Фасо), Тиллаберри (Нигер), Тимбукту (Мали) и других, активно используя мобильные мотоциклетные колонны и засады, а также проводя активную пропагандистскую работу с помощью агитаторов в деревнях. По сути, это тактика Че Гевары, хорошо зарекомендовавшая себя в середине прошлого века в Латинской Америке. Особенно показателен рост активности JNIM в районе «трёх границ» — Мали, Буркина-Фасо и Нигера. Здесь группировка жестко конкурирует с «Исламским государством в Сахаре» (ИГС) за контроль над золотыми приисками и логистическими коридорами. Несмотря на отчаянное противодействие, включая точечные авиаудары, местных властей при поддержке российских военных экспертов, JNIM действует довольно напористо и успешно, демонстрируя высокую мобильность, способность к адаптации и быстрому восстановлению боеспособности.
Едва ли не единственным реальным противовесом JNIM может оказаться Россия. С 2023 года Москва наращивает военное присутствие в Мали с помощью поставок туда техники (преимущественно авиация и дронов), а также командирования советников. С одной стороны, это вмешательство отличается эффективностью (по местным невысоким стандартам, с точки зрения принимающей стороны), но с другой, — сопряжено с серьезными стратегическими рисками. Каждая новая атака на колонну российских наемников и каждый новый манифест JNIM, провозглашающий их новыми колонизаторами, — ощутимый удар по имиджу Москвы среди большой части мусульман, причем далеко не наиболее мирно настроенных. И надо отдать должное, JNIM весьма умело использует российское присутствие в Сахеле для идеологической мобилизации сторонников.
Европейские крестоносцы, мол, просто сменили французский флаг на российский, но цели угнетения мусульман остались прежними, и только мы, JNIM, волею Аллаха, сможем защитить вас от них — поэтому скорее вступайте в наши ряды и боритесь против захватчиков!
С одной стороны, после краха в Сахеле европейского (прежде всего, французского) проекта цивилизационного развития перед Россией открывается уникальное окно возможностей. С другой же — после усиления исламистов растет и цена ошибки. Тем более что на исламские грабли Москва наступает регулярно. Очевидно, что в условиях, когда все решения в стране принимает только один человек, объективно весьма невежественный в ближневосточных и африканских делах, эффективной политики на этом направлении ждать не приходится.
Сахель становится очередным тестом на прочность для новой внешнеполитической авантюры Москвы.
Новый халифат в песках Сахеля, или Из чего джихадисты строят свою республику?
Сложившаяся в 2017 году как коалиция нескольких региональных джихадистских группировок, большая часть которых откололась от «аль-Каиды», JNIM быстро превратилась в самостоятельного и мощного регионального актора. Ее ядро изначально образовали три небольших радикальных бандформирования — «Ансар ад-Дин» (араб.сторонники, или защитники, веры), «аль-Мурабитун» (араб. стоящие на страже, находящиеся на передовой) и малийское крыло «аль-Каиды в исламском Магрибе» (АКИМ). Инициатором объединения стал влиятельный туарегский полевой командир Ийяд аль-Гали, который, вместе с харизматичным проповедником Амаду Куфа (представитель западноафриканского народа фулани), стал одним из реформаторов стратегии джихада в Сахеле — отход от модели «кочующего» террора и движение в сторону «оседлого», т. е. привязанного к захваченной местности повстанческого сопротивления.
С начала существования JNIM развивала модель управления, базирующуюся не только на грубом насилии, но и на доверительном внедрении в повседневную жизнь местных общин. В зонах нынешнего контроля группировки — в сельских районах Мопти, Сегу, северного Тимбукту, а также в северной части Буркина-Фасо и западном Нигере — она сформировала, по сути, параллельную государственной администрацию, включая суды (шариат), силовой аппарат (народные милиции) и даже основы экономики (распределение части военных трофеев среди своих сторонников). Такая гибридная система управления через страх и покровительство сделала JNIM не просто очередным сборищем террористов, но заметным политическим и военным субъектом с квазигосударственными функциями, с которым теперь приходится считаться не только местным официальным правительствам, но и даже иностранцам.
К середине 2025 года группировка насчитывает около шести тысяч активных боевиков, а также сотни нелегальных агентов на местах. Она действует через т. н. «катаиб» (араб., мн. ч.; ед. ч. катиба[тун] — боевая бригада), организованные по географическому принципу. Наряду с вышеупомянутыми «Ансар ад-Дин» и «аль-Мурабитун», сформированными в основном выходцами из Магриба, наиболее крупными и влиятельными катибами JNIM сегодня также считаются «Катибату Масина» (араб. бригада «Масина») из центрального Мали и конфедерация джихадистских группировок под общим названием «Ансар аль-Ислям» (араб.сторонники, или защитники, ислама) в Буркина-Фасо. Эти бандформирования четко координируют свои действия, используют общие тыловые базы, обмениваются разведданными и оружием. Такой децентрализованный, но в то же время слаженный подход обеспечивает JNIM значительную гибкость и высокую устойчивость даже при самых тяжелых потерях.
Влияние JNIM простирается далеко за пределы территорий их непосредственного военного присутствия. Джамаъат активно использует пропаганду, в том числе и на местных языках (пулани, бамана и др.), чтобы вовлекать в свои ряды в том числе представителей беднейших и наиболее маргинализированных слоев населения, многие из которого не только не знают арабского, но иногда и об исламе как таковом имеют весьма поверхностное представление. В частности, именно среди племен крупной кочевой народности фулани JNIM нашла свою главную социальную базу, предложив им идеологию религиозного равенства, защиту от этнических чисток и квазисудебную справедливость в зонах, где официальные государственные структуру давно утратили всякий контроль.
Черное знамя над серой зоной, или Лаборатория террористической государственности
В 2022 году, после многолетних интенсивных антитеррористических усилий, Франция окончательно свернула операцию «Бархан», длившуюся с 2014 года, и вывела контингент из стран Сахеля (прежде всего из Мали). За ней последовали МИНУСМА (миротворческая миссия ООН), не ставшая продлевать истекший 30 июня 2023 года мандат, и американские инструкторы и охранные компании, которые оказались нежеланными гостями для новых властей в странах, переживших череду госпереворотов.
JNIM начала стремительно усиливаться — захватила некоторые военные гарнизоны на севере Буркина-Фасо, удерживала под осадой Тимбукту, устроила крупную резню в Джибо и нанесла крупные потери армиям стран региона. Фактически тогда и произошла качественная трансформация традиционной исламистской партизанской сети в устойчивое протогосударственное образование на территориях от Мали до Бенина.
Гибридность управленческой модели JNIM — в частности, её редкая для джихадистов способность сочетать религиозный фанатизм и грубый террор с общественно-политической гибкостью и экономической расчетливостью — делает ее гораздо более опасной, чем прежние «традиционные» децентрализованные террористические организации, вроде «аль-Каиды» или «Исламского государства» (бывшее ИГИЛ). В отличие от последнего, например, JNIM хоть и не провозглашает о необходимости строительства подлинно исламского халифата, невзирая на существующие государственные границы, но, по сути, уже делает именно это.
Для миллионов людей, проживающих в «серых зонах» Сахеля, JNIM стала подобием родины. Бойцы джамаъата контролируют важнейшие дороги, рынки, источники воды и местами даже полезных ископаемых. Они судят, защищают, казнят и мобилизуют в военные отряды жителей западной Африки зачастую справедливее, лучше и эффективнее, чем «официальные» страны. Каждый случай произвола со стороны прорежимных ополчений или их российских союзников, каждый убитый мирный житель или его разрушенный дом — только усиливают позиции исламистов. Джихад в исполнении JNIM — это намного больше, чем просто священная война. Это качественно новая форма организационного и политического порядка в странах-союзницах России, где прежний порядок еще даже не был полностью разрушен.
Ситуация на значительной территории Сахеля сегодня практически идеально соответствует всем характеристикам т. н. «эффекта тройного распада», описанного современными исследователями (Ахременко et al., 2019; Ефремова, 2018): институционального (крах государств), военного (дезорганизация армий) и дипломатического (утрата контроля извне). Армии стран региона — Мали, Буркина-Фасо, Нигера — после череды военных переворотов и без доступа к западной помощи были деморализованы и в значительной степени растратили боеспособность. Координация между ними практически прекратилась. Для новых элит удержание власти в столицах оказалось важнее, чем борьба с терроризмом в провинциях. И JNIM получила не только пространство для маневра, но и время для укрепления позиций, перераспределения сил и создания локальных альянсов с этническими и религиозными общинами.
А западные державы, включая США, быстро лишились своих прежних инструментов влияния в Сахеле. Фактическое бегство европейского и международного присутствия из региона оказался не столько запланированной стратегией, сколько вынужденной реакцией на общественное недовольство и рост антифранцузских настроений. После утраты полевых баз, ограничения спутниковой и радиоразведки, прекращения прямого контакта с местными военными Вашингтон и Париж практически перестали видеть и контролировать все, что происходит на земле. JNIM же, напротив, пользуясь возникшей неопределенностью и своим влиянием на местное население, существенно усилила контроль над важнейшими логистическими и экономическими узлами, включая нелегальные — маршруты контрабанды и наркоторговли, например.
При более детальном рассмотрении стремительные успехи JNIM перестают выглядеть неожиданностью или результатом особенной харизмы и одаренности ее лидеров. Расцвет африканского джихадизма — прямое следствие стратегической близорукости, политической слабости и военной нерешительности западных стран. Проблема даже не в том, что современный демократический мир фактически утратил свое влияние в Сахеле и контроль над происходящими там процессами. Намного серьезнее то, что вместе с этим он стремительно теряет глобальную стратегическую инициативу, ее уже успешно перехватывает Россия (с какими последствиями для себя — другой вопрос), за спиной которой традиционно стоит Китай.
Поэтому JNIM теперь — не просто военная или религиозная угроза. Это мощный политический фактор, способный существенным образом изменить глобальный расклад сил. Ну, и конечно же, очередное напоминание о необходимости всерьез поддерживать сложившуюся архитектуру безопасности в интересующем тебя регионе, если она тебе дорога. Иначе твое место очень быстро займут другие.
Талибан по-африкански, или Как террор срастается с народом?
Крах международного присутствия в Сахеле стал не просто поворотным моментом в современной истории Африки — он открыл путь к тотальной деградации всей системы региональной безопасности. Закономерно, что возникший вакуум власти быстро заполнили не демократические институты — откуда им взяться в Сахеле без европейской поддержки? — а джихадистские сети: в первую очередь JNIM и её ближайшие конкуренты из «Исламского государства в Сахаре» (ИГС) — не менее пассионарной джихадистской группировки. Из-за этого полной свободы действий на охваченных политической нестабильностью территориях JNIM достичь все-таки не смогла.
С конца мая 2025 года ИГС начала активные наступательные действия в районе «трех границ» (Мали, Нигер, Буркина-Фасо), где захватила несколько ключевых точек, включая водные источники и золотые рудники под Ин-Тилитом. Боевики JNIM были выбиты с части позиций. ИГС захватила их мотоциклы и автомобили (популярные в Афике пикапы, важные для маневренной войны в пустыне), а также запасы воды и скот. В ответ JNIM устроила успешную засаду против ИГС у Габеро, показав, что не потеряла способности к болезненным контрударам.
Перераспределение сил в пользу фронта в Буркина-Фасо оголило позиции JNIM в Мали, чем немедленно воспользовались боевики ИГС, традиционно действующие более жестоко и бескомпромиссно. Все эти столкновения, по местному обыкновению, сопровождались массовыми и зверскими убийствами мирных жителей, сексуальном насилии над женщинами и девочками.
Но эту неудачу стоит пока отнести к числу эпизодических: JNIM продолжает удерживать влияние в стратегически важных зонах — особенно в Буркина-Фасо, где бригады джамаъата участвовали в успешных атаках на Джибо и Солле.
Международные аналитики и правозащитники пишут, что со временем столкновения между JNIM и сахельским филиалом «Исламского государства» становятся всё более ожесточёнными и постепенно выходят за пределы вооруженного соперничества двух джихадистских группировок. Все больше это борьба религиозных концепций и управленческих моделей — жестко централизованного, мессианского террора, свойственного ИГИЛ, и гибридного, высокоадаптивного, повстанческого самоуправления, предлагаемого JNIM. Если боевики ИГС сеют хаос, добиваясь власти через грубое устрашение — массовыми казнями, насилием, грабежами, жестокими публичными расправами, — то JNIM действует намного тоньше и мягче. Их стратегия — внедрение в социальную ткань, встраивание в повседневную жизнь сельских общин и почти полное растворение в них с расчетом на то, что, когда JNIM сливается с народом, весь народ превращается в JNIM. Особенно это заметно в Мали и Буркина-Фасо.
Различие заметно не только в подходах, но и в целевых аудиториях группировок. Если ИГС, наследуя ценностям ИГИЛ и обращаясь к исламским радикалам по всему миру, стремится к предельно демонстративному насилию и достижению максимального глобального резонанса, то JNIM нацелена исключительно на местные общины подконтрольных ей регионов, нередко вмешивается в сугубо локальные, почти никому не известные конфликты — например, в региональные межэтнические распри представителей фулани с народностями догон и моси. И пока ИГС нарабатывает себе в основном международную славу и преимущественно медийную поддержку, JNIM обеспечивает себе постоянный приток конкретных живых рекрутов и лояльность значительной части местных жителей.
Группировка сознательно и целенаправленно культивирует образ не борца за идеалы и чистоту ислама как религиозной концепции, а борца за интересы и защитников прежде всего самих мусульман — конкретных людей с их конкретными проблемами. Там, где ИГС сжигает дома и деревни нарушителей законов шариата, JNIM предлагает разрешение возникших споров через шариатские суды, помощь бедным, охрану от преступников и бандитов. Многие жители региона, уставшие от произвола законных армии и полиции или мародёрства проправительственных милиций, воспринимают JNIM как меньшее зло. В результате JNIM зачастую оказывается избавлена от необходимости лобовых столкновений с противниками и органично вписываться в локальные структуры — от «шуры» (араб. совет старейшин) до торговых сетей.
Под маской такого «народничества» все-таки скрывается традиционная фанатичная исламистская идеология. Запрет на светское образование для мальчиков и на любое образование для девочек, ранние насильственные браки, публичные казни преступников и «вероотступников», применение жестоких телесных наказаний (например, отрубание рук ворам или забивание камнями неверных жен) — всё это тоже неотъемлемая часть шариатской практики JNIM. В какой-то степени общественный договор JNIM с подконтрольным ему населением напоминает подходы афганского Талибана — быть полезным людям, пока те безропотно подчиняется, но становиться жестокими и беспощадными, если те отказываеются признать верховенство власти Аллаха.
Тактика без стратегии, или Зачем русские повторяют чужие ошибки?
Итак, после ухода западных держав и институтов Россия остается едва ли не единственной крупной силой, которая не просто наблюдает за ситуацией в Сахеле, но активно вмешивается в неё. С 2023 года на территории Мали развернута российская военная инфраструктура, включающая ударные вертолёты Ми-24, фронтовые бомбардировщики Су-24, разведывательные и ударные беспилотники, а также группу российских военных экспертов. Эта конфигурация позволяет России консультировать и поддерживать местные власти в их противостоянии разного рода джихадистам, включая структуры JNIM, особенно в районах Себабуга, Сандаре и Булькесси.
Россия пытается строить свое вмешательство по принципу минимального физического присутствия. В отличие от тяжеловесной и затяжной французской операции «Бархан», действия ВКС РФ в Сахеле опираются на адресную поддержку, точность, мобильность и тесную координацию с местными партнерами. Это позволило Москве позиционировать себя как ответственного союзника, не вмешивающегося во внутренние дела партнера и способного предложить африканским правительствам альтернативу неоколониальному патернализму Запада.
Впрочем, эффективность российской военной помощи весьма ограниченна. Грубая сила иностранных наемников никогда не сможет заменить утраченного политического влияния и полноценной работы с населением. Без этих обязательных элементов любые тактические победы остаются временными. Не имея внятной стратегии и даже конечной цели своего военного присутствия в Сахеле, Россия действует больше оппортунистически, а не системно.
JNIM уже неоднократно показала, что не только не боится русских, но и умеет с ними воевать. В последние полтора года группировка совершила несколько успешных атак на колонны, в составе которых были бойцы ЧВК «Вагнер». Эмиры JNIM в своих проповедях прямо называют Россию врагом — новым «крестоносцем», унаследовавшим место Франции. Для самих джихадистов ограниченное и малоэффективное вмешательство России в дела Сахеля — не столько проблема, сколько мощный идеологический стимул и консолидирующий фактор. У них есть конкретный осязаемый враг, против которого нужно объединяться, апеллируя к исторической памяти о колониализме и осквернении исламской веры.
Таким образом, чтобы всерьез (а не только в докладах Путину) изменить ход событий в Сахеле в свою пользу, Москве придётся пройти тест на настоящую многоуровневую вовлеченность в дела африканских стран. В частности, сочетать удары с политической дипломатией, предлагать союзникам значительную экономическую помощь (в первую очередь, для восстановления инфраструктуры), инвестировать в образование, логистику, систему государственного администрирования и т. д. Особенно важен диалог с религиозными и этническими общинами, без которого любое внешнее присутствие будет неизбежно восприниматься как оккупация.
JNIM уже доказала, что умеет это делать, а путинская Россия — нет. К тому же джихадисты не хуже Москвы умеют эксплуатировать образ «чужака», а в данном случае объективная политическая реальность очевидно на их стороне. Поэтому если Россия хочет действительно закрепиться в регионе, то ей придётся по-настоящему стать там «своей» — не только для элит в Бамако, но и для сельских шейхов, уличных торговцев, имамов разрушенных мечетей и безработной молодежи. В противном случае Россия рискует повторить путь западных стран — добиться тактических побед, после чего полностью проиграть стратегическую игру.
