Место для мероприятия, как и состав его участников, выглядит двусмысленно: в годы войны Китай выступал не столько важным союзником Объединенных Наций, сколько несчастной жертвой, так и не сумевшей себя защитить. С 1931 по 1944 г. японские войска захватили территории, на которых проживало более 35% населения страны, и, продолжая наступать вплоть до января 1945 г., истребили в общей сложности около 20 млн китайцев. Советский Союз, сыгравший важную роль в освобождении китайской территории, также повел себя тогда специфически, в апреле 1945 г. в одностороннем порядке денонсировав пакт о ненападении с Японией, который Токио соблюдал даже в самые сложные для Москвы дни.
Основные же победители в войне на Тихом океане — США и Великобритания — на торжествах в Тяньцзине не присутствовали; праздник был организован не для них, а скорее даже в пику Вашингтону и Лондону.
Биполярности нет
Китай в последнее время позиционирует себя как лидера нового мира — того, что должен прийти на смену «однополярному моменту», поднявшему США в глобальные лидеры после завершения холодной войны. Но контуры этого нового мира выглядят слишком неопределенно — и это подтверждается и заявлениями самого Си, например, его декларацией в Тяньцзине относительно принципов глобального управления. Апелляция к необходимости равного отношения ко всем странам, уважению суверенитета каждой из них, утверждению верховенства международного права, важности «ориентации на развитие» и принципу многосторонности выглядит верхом бессодержательности даже на фоне не слишком конкретных заявлений ряда лидеров ведущих стран, звучащих в последнее время.
Собственно говоря, и сегодня никто не пытается отрицать важности тезисов Си, так что повторять их — особенно в присутствии Путина, нарушающего практически все из сказанного и демодернизирующего Россию уже более четверти века — не имеет никакого смысла. И эта неопределенность делает мир XXI столетия радикально отличающимся от хорошо всем известного мира века ХХ, несмотря на то что в нем, как и ранее, возникает нечто подобное биполярной модели глобального устройства.
Сегодня многие говорят, что в мире сложилось противостояние США и их союзников, с одной стороны, и Китая и его сателлитов — с другой. Эти две страны действительно самые мощные в экономическом и военном отношении, но я бы не стал говорить о новой биполярности — по нескольким причинам.
Во-первых, противники сегодня не создают той чёткой идеологической дихотомии, которая имела место в период «холодной войны». Они во многом разделяют общие принципы рыночной экономики и частной собственности, чего не было в годы эпохальной борьбы между США и СССР. Никто из них не определяет текущую конфронтацию в контексте «исторической борьбы двух систем», из которой только одна может выйти победителем, а призом в этой борьбе должен стать весь земной шар, — напротив, равенство и принцип суверенитета никем не ставится под сомнение. Я даже не говорю о том, что между двумя сверхдержавами установлены и сохраняются крайне тесные экономические и финансовые отношения, отсутствовавшие во времена прежних противостояний.
Во-вторых, и это более значимо, конфигурации, складывающиеся вокруг каждого из гегемонов, существенно различаются по композиции и характеру. В основе мира времен холодной войны лежали два военно-политических блока (НАТО и Организация Варшавского договора), состоявших из признанного лидера (и донора) и нескольких сателлитов — в обоих случаях они были объединены значительными политическими и экономическими связями, вертикальными и горизонтальными. Сегодня такой жесткой определенности нет, хотя формально НАТО не распущено; объединение же, якобы складывающееся вокруг Китая, вряд ли может быть названо «блоком»: даже ШОС, не говоря уже про БРИКС, не предполагает взаимных обязательств, возникающих в случае враждебных действий против одного из членов со стороны третьих стран.
В-третьих, и это представляется мне самым важным, новая («антизападная») коалиция выглядит крайне аморфной и объединена только тем, что ее участники скептически относятся к прежнему глобальному гегемону. Напомню: в годы холодной войны в мире имелись два «формализованных» блока и относительно нейтральные страны в виде т. н. «Движения неприсоединения» — на седьмом саммите которого в Дели в 1983 г. было представлено… 99 государств, включая крупнейшие экономики Южной Азии, Ближнего Востока, Африки и Латинской Америки. Именно на Движение неприсоединения 1970-1980-х годов и кажется мне похожим то весьма разношерстное собрание стран, которое складывается в последнее время на тусовках типа тяньцзинской или пекинской.
Ненастоящая консолидация
Западные эксперты уже успели отметить, что собравшиеся в Китае товарищи Си и Путин и господин Моди нанесли США «тщательно срежиссированный символический удар», трогательно взявшись за руки под объективы фотокамер. Я бы не стал переоценивать ни смелости этого жеста, ни силы нанесенного им «удара» — и вот почему. Прежде всего я отмечу, что и Китай, и Индия остаются крайне тесно связаны с США и ЕС (Штаты как отдельное государство остаются главным торговым партнером для обеих стран, а ЕС занимает первое место как торговый блок), а экспорт из каждой из этих двух стран в другую остается приблизительно в 10 раз меньше, чем их совокупный экспорт в США и ЕС.
Отношения между Китаем и Индией сложно назвать союзническими — эти страны сблизились сейчас исключительно из-за невыверенной политики американского руководства. Последний фактор является наиболее значимым и во многих других случаях, когда западные страны начинают критиковать или ущемлять прочие государства, провоцируя их естественное отчуждение. Поэтому я считаю, что все китайские союзники (за исключением стран-изгоев типа Ирана, России и КНДР) — не более чем не нашедшие на Западе должного понимания страны и режимы, а сближение на подобном основании не может быть прочным.
В символической консолидации стран «периферии» вокруг Китая есть и ещё одна важная черта. За исключением относительно случайно оказавшейся в этой компании Индии, все крупнейшие страны, трогательно дружащие с КНР, — от Венесуэлы до ЮАР, от Саудовской Аравии до Бразилии и от Нигерии до Индонезии, не говоря уже об Иране и России — поставщики сырья для китайской экономики. У тех стран, где экспорт в Китай диверсифирован или представлен преимущественно промышленной продукцией, заметно близкое политическое сотрудничество с США, как, например, в случае Вьетнама. Само же процветание КНР — несмотря на все достижения партии и правительства — в немалой степени зависит от устойчивости его экспортных потоков в направлении развитых стран и от взаимодействия с ними в инвестиционной и технологической сферах.
Консолидация государств периферии вокруг Китая за редкими исключениями обусловлена его экономической ролью как главного покупателя их товаров, и, соответственно, основного кредитора; если КНР по той или иной причине столкнется с серьезным экономическим кризисом (что как минимум не исключено), данная конструкция окажется крайне неустойчивой. Запад вполне может подобный кризис спровоцировать — но его останавливает и то, что он распространится на весь мир и дорого обойдётся в том числе и самим западным странам, и то, что власти западных стран в целом стремятся проводить неконфронтационную политику.
Сигналом, который США и европейским странам действительно стоило бы принять всерьез, могло бы стать подписание Китаем хотя бы одного нового договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи, предполагающего военную поддержку в случае агрессии против партнёра (единственное соглашение такого типа было заключено КНР с КНДР в… 1961 г.). Пока этого не случится, все разговоры о возникающей «многополярности» останутся не более чем интеллектуальными спекуляциями, имеющими к реальности довольно отдалённое отношение.
Современная глобальная конфигурация, сколь бы странным ни казалось это утверждение, остаётся поэтому исключительно «западноцентричной» — просто потому, что определяется отношением тех или иных стран к Западу, а также его отношением к ним, но ничем более.
В отличие от экспансионистских моделей и режимов, которые в первой половине ХХ столетия были представлены коммунизмом и фашизмом, современные «ревизионистские» державы не ставят перед собой глобальных задач и целей (завоевание «Новороссии» или «возвращение» Тайваня не идут ни в какое сравнение с обеспечением глобального господства или мировой революции).
Приоритизация политики над экономикой приводит в каждой периферийной стране к катастрофическим последствиям — КНДР, Иран, а теперь и Россия тому примеры, и если Китай попытается пойти по этому пути, его мечты о глобальной роли развеются очень быстро. Наконец, относительно общая для КНР и его сателлитов приверженность авторитарному стилю управления не может считаться той общей чертой, которая способна создать прочный альянс — скорее наоборот, она выглядит дополнительным фактором риска, так как «сильные правители» чаще всего нарушают собственные обещания.
Какие можно сделать выводы из сказанного? Самый очевидный состоит в том, что Западу не стоит преувеличивать угрозы, исходящие от символических шагов тех, кто по какой-то причине не склонен с ним дружить: недоверие и даже несогласие с одним из глобальных игроков не может оказаться основанием для прочной консолидации вокруг другого. Опасны для глобального порядка только те, кто нарушает его осознанно и откровенно, с оружием в руках или осуществляя прямую подрывную деятельность в отношении противника — и в случае, если подобный прецедент имеет место (как, например, с Россией), бороться стоит лишь с самим нарушителем, а не с его «группой поддержки», сочувствующими или торговыми партнёрами (последнее лишь указывает на неспособность остановить нарушителя порядка обычными методами и говорит о слабости его оппонентов). Тем более не стоит отчуждать в целом нейтральные страны, пытаясь представлять их вполне рациональные действия в качестве враждебных (что относится как к той же Индии с покупками российской нефти, так и к странам БРИКС, декларирующим желание создать альтернативную долларовой систему расчётов). До тех пор, пока Западу не будет противостоять надлежащим образом оформленный военный блок с чёткой политической координацией отношений между союзниками, рассуждать о формировании новой глобальной конфигурации преждевременно.
