Самая известная бомбардировка в истории человечества стала отправной точкой для значимых процессов, оказавших большое влияние на весь ход мировой политики и общественной мысли XX века.
Влияние этого события ощущается до сих пор. Что происходило в последний месяц Второй мировой войны? Как удары по японским городам и, в более широком смысле, угроза атомной войны, стали факторами, определившими развитие Европы и мира?
Какую роль играет сегодня «страх перед ядерным Апокалипсисом» в контексте российской агрессии?
Точка в войне?
Пилоты ВВС США сбросили на японские Хиросиму и Нагасаки два атомных боезаряда 6 и 9 августа 1945 года . Это привело к гигантским разрушениям и гибели около 80 тыс. человек непосредственно в первые часы после бомбардировки и еще более 200 тыс. – в последующие пять лет. Общее количество жертв, включая умерших от последствий радиационного заражения десятилетия спустя, оценивается в 450 тыс. человек. Применение ядерного оружия в густонаселенной Японии нанесло значительный ущерб и будущим поколениям. Как минимум у 1% новорожденных впоследствии выявлялись заболевания, которые могли быть вызваны облучением их родителей.
Детальные последствия бомбардировок трудно оценить даже сегодня, главным образом, по причине несовершенства мониторинга ситуации в 1940-х годах. Некоторые важные параметры, такие, как движение воздушных потоков и радиационные осадки, тогда просто не фиксировались.
Если сам факт применения ядерного оружия вызвал осуждение ряда мировых интеллектуалов, в частности Альберта Эйнштейна и Альбера Камю, то различные версии причин его использования на завершающем этапе Второй мировой войны до сих пор обсуждаются на общественных дебатах, в историографических школах и в кругах любителей истории.
Наиболее популярны два предположения.
Преимущественно на Западе считают, что политическое и военное руководство США прогнозировало огромные потери в рядах американских солдат в случае проведения наземной операции на Японских островах, – до полутора миллионов американцев, а без нее трудно было бы победоносно закончить войну. Перед глазами был пример высадки американцев на Окинаве с апреля по июнь 1945 года. Сражение закончилось победой США, но потери в людях и военной технике были крайне высоки.
В Белом доме и Пентагоне считали, что «фанатические» японские военнослужащие будут продолжать воевать, невзирая на отсутствие шансов победить. Не исключались и партизанские действия. Президенту Гарри Трумэну, занявшему пост после смерти Франклина Рузвельта и обладавшего ограниченной легитимностью, было важно продемонстрировать быстрый успех избирателям. После капитуляции Германии, основной военной силы стран Оси, американское общество ожидало победы и мира в кратчайшие сроки и с минимальными потерями. Применение «чудо-оружия» гигантской разрушительной силы должно было сломить дух японцев и принудить их к капитуляции – вопреки укоренившимся военным традициям Японии. В пользу этой версии говорят многие архивные документы, включая дневники самого Трумэна.
Другая версия была популярна в СССР и социалистических странах. Она стала следствием конфронтационной логики Холодной войны и остается обсуждаемой на постсоветском пространстве и сегодня, в частности, в России. Согласной ей, США опасались стремительно растущей мощи Советского Союза. Вашингтон понимал, что после окончания войны влияние СССР как «главной страны – победительницы» только возрастет, и считал противостояние с Москвой неизбежным, не исключая и новой войны. Поэтому наглядное применение ядерного оружия было задумано как знак устрашения, сигнал Сталину о наличии типа вооружений, которого нет у СССР и которое может легко решить любое вооруженное противостояние в пользу Вашингтона – вне зависимости от размеров и боеспособности армии противника.
Документальных доказательств второй версии предъявлено не было. Косвенные аргументы, такие как позиция крупных американских полководцев Дуайта Эйзенхауэра и Дугласа Макартура, не видевших целесообразности в использовании ядерного оружия против Японии, или вышедший в 1946 году аналитический отчет, согласно которому Япония прекратила бы сопротивление в течение 3-5 месяцев, нельзя считать прямыми подтверждениями «политического умысла» администрации Трумэна.
XX век. Холодная война и борьба за мир
В первые послевоенные годы атомные бомбардировки японских городов не имели в общественном сознании того символизма, которые они обрели позднее. Десятки миллионов погибших и сотни разрушенных городов в результате истребительной политики нацистов и применения неядерного вооружения, Холокост и концлагеря воспринимались европейцами и американцами как куда более страшные события, чем одномоментные эпизоды, происшедшие на «периферии» мира. Премьер-министры оккупированной Японии были заинтересованы в восстановлении экономики и субъектности как таковой, что было возможно лишь при условии хороших отношений с Вашингтоном.
В профессиональной среде на Западе бытовали две противоположных позиции. Часть западных ученых и военных считали атомную бомбу всего лишь более мощным вооружением и выступали против ее сакрализации. С ними были не согласны, например, авторы сборника «Абсолютное оружие» (1946), возводившие новое изобретение в ранг универсального, принципиально нового средства ведения войны, изменяющего историю человечества.
В 1949 году произошли два ключевых события, повлиявших на дальнейший ход истории: СССР, вопреки прогнозам американской разведки, относительно быстро обзавелся собственным ядерным оружием, а в стратегически важном Китае произошла коммунистическая революция. В мире уже шла холодная война. Вашингтон вынужден был считаться с наличием еще одной ядерной державы.
С одной стороны, он продолжал делать ставку на атомную бомбу как «самый убедительный» аргумент в противостоянии «коммунистической экспансии».
С другой, Корейская война продемонстрировала уязвимость такой стратегии: все более совершенствующиеся ПВО и современная реактивная авиация вполне могли сорвать массированную атомную атаку, построенную на авиационной доставке относительно маломощных бомб.
Появление в середине 1950-х годов межконтинентальных баллистических ракет и термоядерного оружия, казалось бы, «решило» обе проблемы, но и в СССР появились аналогичные разработки. Формально количество ядерных зарядов и средств их доставки в распоряжении США превосходило потенциал Советского Союза, но ресурсов у него было достаточно, чтобы нанести Америке непоправимый урон. С этого момента в США, а позднее и в СССР ядерное оружие фактически утратило статус инструмента, который может быть применен в случае войны, а стало элементом сдерживания. Гарантия взаимного уничтожения учитывалась как в долгосрочных стратегических доктринах, так и в тактических действиях в противостоянии сверхдержав. Их руководство знало и понимало максимальный порог возможной эскалации и умело «вовремя нажать на тормоз», что показал Карибский кризис.
Параллельно в Западной и Южной Европе получило развитие антивоенное движение, краеугольным элементом которого стало восприятие ядерного оружия как оружия Апокалипсиса. Война двух военно-политических блоков, НАТО и Варшавского договора, в понимании пацифистов означала конец человечества или, по крайней мере, привычного мира. Организаторы массовых протестов использовали образ «угрозы ядерной войны» как фундамент идеологии, эффективный метод привлечения новых сторонников и, не в последнюю очередь, объединительный фактор: желание избежать гибели цивилизации было близко и понятно сторонникам различных политических партий и религиозных конфессий.
Актуальные требования – например, против перевооружения Бундесвера и членства ФРГ в НАТО в 1950-х, или выход Франции из военной организации НАТО в 1960-х, или против размещения американских ракет в Европе в 1970-1980 гг. – аргументировались опасностью усиления напряженности в мире и повышению вероятности ядерной войны. Бомбардировки Хиросимы и Нагасаки стали наглядным примером того, чем может закончиться гонка вооружений. В антивоенных кругах распространялись результаты работы японских и американских комиссий по изучению последствий бомбардировки, а также воспоминания членов «Хибакуся», японского движения выживших после атомных атак. Это был важный аргумент в пользу правоты антивоенного дела. Даже вне политически активных групп возникло такое явление как радиофобия.
В СССР, по понятным причинам, не могло существовать независимого пацифистского движения, созданного «снизу». Но официальная Москва активно применяла антивоенную и антиядерную риторику. «Борьба за мир» официально считалась одним из центральных элементов советской внешней политики, что подчеркивалось повсюду, от программных документов КПСС и статей в «Правде» до плакатов на улицах и детских стихотворений. Советская идеология декларировала собственное ядерное оружие исключительно в качестве инструмента защиты. Москва в 1960-1980 годах, действительно, инициировала и подписала ряд соглашений с США и другими государствами: как договор о нераспространении ядерного оружия, так и обязательства заметно ограничить количество боеголовок и ракет различных типов. Кремль руководствовался не принципами альтруизма и гуманизма, а вполне рациональными мотивами: сокращение ядерного арсенала разгружало перенапряженный государственный бюджет, а «миролюбивая» политика приносила прямые дивиденды в виде симпатий за рубежом. Не последнее место в пропаганде занимал и образ жертв атомных бомбардировок 1945 года, воплощенный в наглядной агитации, литературе и песенном творчестве. Он идеально подходил идеологически, будучи одновременно символом последствий атомных взрывов, против чего «борется СССР», и обвинением «американского империализма», решившего применить это оружие «без лишней необходимости».
XXI век. Страх
За годы, прошедшие с распада СССР, количество ядерных держав в мире уменьшилось. В «клуб» вошли Пакистан и Северная Корея, они провели успешные испытания в 1998 и 2006 годах соответственно. А независимые Украина, Казахстан и Беларусь передали в 1990-х годах советское ядерное наследие России и подписали Договор о нераспространении. Сейчас в мире девять государств с ядерным оружием – США, Россия, Великобритания, Франция, Китай, Индия, Пакистан, КНДР и Израиль, хотя последний никогда не признавался в этом, – но только три из них, США, Россия и Китай, имеют на вооружении межконтинентальные баллистические ракеты с дальностью 13 тыс. и более километров. (Если верить северокорейской пропаганде, то с 2023 года КНДР располагает ракетой «Хвасон-18» дальностью 15 тыс. км.) Таким образом, ядерное вооружение и средства их доставки сохранили свое эксклюзивное положение в мировой иерархии оружия.
После распада СССР ядерное оружие стало для России не столько частью оборонного комплекса, сколько и одним из репрезентативных, статусных элементов, призванных подтвердить принадлежность РФ к числу сверхдержав. После прихода к власти Владимира Путина коренным образом изменилась политическая парадигма. Кремль окончательно разорвал и с брежневскими идеологемами «борьбы за мир» и «мирного сосуществования», и с горбачевско-ельцинской интеграцией. Ставка сделана на «силу и мощь государства». Крупнейший на планете арсенал ядерных боеголовок превратился еще и в средство давления, в «лицензию» на безнаказанное поведение на международной арене.
Как минимум после войны в Грузии в 2008 году наличие у России ядерного оружия стало важным фактором в разработке и принятии решений на Западе. Этот факт усиливал доводы «голубей» и делал менее значимыми предложения «ястребов». Он способствовал «поиску компромисса с Россией», желанию «не провоцировать» ее.
Нет сомнения, что Кремль в период разработки сценария аннексии Крыма в 2014 году делал в немалой степени ставку на страх Запада перед ядерной войной. Этот расчет оправдал себя: демократические государства не нашли адекватный ответ на оккупацию полуострова и ввели весьма ограниченные санкций против РФ. В процессе просчитывания реакции Запада на полномасштабное нападение на Украину ядерному оружию как инструменту запугивания, ограничивающему реакцию Запада, уже, без сомнения, отводилась ключевая роль. С февраля 2022 года угроза применения ядерных вооружений со стороны России стала обыденностью, от заявлений политиков и военных до комментариев журналистов и телемодераторов.
Страх перед «новой Хиросимой» эффективно воздействует и на далеких от политики граждан. Он вышел за пределы антивоенного движения и стал в ЕС массовым явлением. В 2022 году 75% опрошенных поляков, 73% французов, 71% латышей и 55% немцев заявили, что боятся ядерной эскалации в войне России против Украины. В 2023 году в Германии страх перед войной опрошенные назвали в одном ряду с инфляцией и ухудшением экономической ситуации. В 2024 году количество опасающихся ядерного удара выросло до почти 60%. Страх разрастания войны в Европе и применения атомного оружия особенно затрагивает молодежь: 81% опрошенных в возрасте до 25 лет, а бедность очутилась лишь на втором месте, «набрав» на целых 14 процентных пунктов меньше.
Рациональные аргументы в пользу низкой степени вероятности применения ядерного оружия в нынешнем европейском конфликте и вердикты экспертов о его малоэффективности на нынешнем театре военных действий, как правило, не понижают чувство опасности у многих жителей Европы.
Если в XX веке память о первом применении ядерного оружия была одновременно предупреждением о чрезвычайной его опасности и фактором сдерживания, в какой-то мере не допустившим прямой вооруженной конфронтации между Западом и Востоком, то в XXI веке мощнейшее из изобретенных видов вооружений превратилось в инструмент внешнеполитических угроз, шантажа и прикрытия агрессии. Оно позволяет сразу нескольким государствам на планете консервировать автократические режимы, а РФ еще и позволило напасть на другое государство и аннексировать часть его территории.
Человеческая цивилизация пока не выработала действенный метод противостояния этой угрозе.
