В законе рашизму дается такое определение: рашизм — это «разновидность тоталитарной идеологии и практик, которые лежат в основе российского нацистского тоталитарного режима». Уточняется, что эта идеология «основывается на традициях российского шовинизма и империализма, практиках коммунистического и национал-социалистического (нацистского) тоталитарных режимов».
Почему рашизм хуже фашизма и даже нацизма?
«Нацизм» здесь выглядит отсылкой к практикам ушедшего века, своего рода Reductio ad Hitlerum, которая сводит все мировые диктатуры лишь к опыту Третьего рейха. Тогда как рашизм — новый и актуальный термин. Это внезапно точный лингвистический микс, характерный для экспериментов эпохи постмодерна. Всего одна буква («такая малость», как говорила комсомольская секретарша в фильме «Стиляги») — и вдруг возникает преемственное созвучие исторического фашизма и его современной российской версии.
Рашизм, действительно, ближе к фашизму, чем к нацизму. В советской традиции эти два изма считались вариантами друг друга, но германские нацисты фашистами себя не считали, а итальянцы не согласились бы на название нацистов: дуче, в отличие от фюрера, не увлекался расово-этническими темами. Муссолини мечтал возродить Римскую империю, что по меркам ХХ века выглядело безнадежным фарсом. По меркам XXI, стремление «третьего Рима» к агрессивной экспансии выглядит фарсом еще более бессмысленным и столь же кровавым.
А криптонацистская доктрина «русского мира» на деле не выдерживает проверки на расовую чистоту: Кремль предпочитает воевать жителями национальных окраин (Башкирия, например, лидер по числу погибших на войне, по данным мониторинга «Медиазоны» и BBC). Москве доверен статус политической и пропагандистской «головы». Имперский гиперцентрализм для рашизма важней любой этничности.
Считается, что термин «рашизм» появился в Украине в начале нынешнего века, но тогда, скорее, формировалась его нынешняя интерпретация. А слово возникло еще в 1990 году, когда журнал «Огонек» опубликовал статью «Обыкновенный рашизм», обыграв фамилию советского милитаристского идеолога Карема Раша. Курдско-армянское происхождение этого деятеля ничуть не мешало ему выступать радикальным сторонником московского империализма.
В нынешнем рашизме этот парадокс сохраняется — к «этнической чистоте» по типу нацизма он относится весьма косвенно. Достаточно упомянуть наполовину тувинца, наполовину украинца Сергея Шойгу, который был министром обороны РФ в начале полномасштабной войны, или устроившего неудачный мятеж против него «русского еврея» Евгения Пригожина. Или — Рамзана Кадырова, который заявляет, что вся Украина должна войти в состав России.
В этом смысле «рашизм» удачно подчеркивает, что враг Украины — не этнические русские, многие из которых служат в ВСУ или подразделениях вроде РДК, но именно постсоветская неомперская Russia как государство. И такая трактовка заставляет воспринимать нынешнюю войну еще более серьезно, хотя куда уже, казалось бы, серьезней.
В англоязычную политическую лексику рашизм активно вводит историк Тимоти Снайдер. Он называет его «полезной концептуализацией путинского мировоззрения», прослеживая и прямые заимствования рашизмом из исторического фашизма, и существенные их различия. К первым относятся культы несменяемого вождя и смерти за величие государства, массовое погружение в мифы о прошлом, популярность теорий заговора и тотальная идеологическая цензура. Ко вторым Снайдер причисляет намеренное уничтожение цивилизации противника, до чего фашисты все же не доходили: рашисты ненавидят независимость Украины.
И ядерного оружия фашисты и нацисты (слава Богу!) не имели — а рашисты часто угрожают им окружающему миру.
Наблюдения американского историка схожи с выводами российского философа Михаила Эпштейна, изложенными в книге «Русский Анти-Мир. Политика на грани Апокалипсиса»: кремлевская политика «вся состоит из „анти“, из антитез миру как таковому, в том числе мирному состоянию бытия». Эпштейн не использует термин «рашизм» — он называет путинский режим «шизофашизмом», то есть фашизмом под маской «антифашизма».
Инверсия терминов
Рашизм изначально рассматривался как резко критическое определение, но Снайдер замечает, как некоторые Z-пропагандисты уже и сами стали гордо именовать себя «рашистами». Это означает, что термин зажил собственной жизнью, вошел в широкое употребление и получил «позитивные» трактовки.
Такого рода феномены встречались в мировой истории. Например, первый президент Сенегала Леопольд Сенгор развивал теорию «негритюда», подчеркивая отличия африканской культуры от европейской. В 1960-е годы глобальной борьбы с колониализмом его теория выглядела «прогрессивной», но чрезмерное обобщение «врожденной специфики» разных рас постепенно сделало ее «расизмом наизнанку». Пока в эпоху политкорректности этот термин не был вообще отвергнут вместе с запрещенным «словом на букву н».
Любопытно также отметить, что две нынешние основные британские партии — консервативная и лейбористская — сокращенно называются, соответственно, тори и виги. Но изначально это были довольно оскорбительные словечки в политической среде — первое означало «грабителей», второе «пастухов».
Средневековое государство вокруг Кремля называло себя Московским царством и не возражало, что европейские соседи именовали его «Московией». Но постепенно оно стало претендовать на «собирание земель вокруг Москвы», а Иван III провозгласил себя «государем всея Руси» — захватив имя Киевской Руси, существовавшей задолго до Московии.
Претензию Москвы на «всю Русь» (максимально широко понимаемую) у Ивана III перехватил Петр I, но переименовал Русь в Российскую империю и попытался увернуться от московского наследия, перенеся столицу на Балтику. Большевики, вернув столицу в Москву, возродили Московию в ее средневековом понимании, но на новом историческом этапе, и попытались распространить ее принципы на весь мир.
Показательно, что в короткий квазидемократический период, на рубеже ХХ и ХХI веков, слово Московия использовалось теми, кто желал подчеркнуть специфику Московского региона, — «Московией» назывались телеканал, авиакомпания и фирменный поезд. Но вскоре все эти проекты были закрыты или переименованы.
«Московия» как расколдовывание империи
До сих пор часто задается вопрос — зачем Кремлю понадобилось полномасштабное вторжение в Украину в 2022 году? С рациональной точки зрения, Россия проиграла войну сразу, как начала: вывела себя за пределы международного права и обрекла на колоссальные экономические, человеческие и политические потери.
Но рациональная логика в данном случае не работает. В «возрожденной» России еще с 1990-х годов включилась логика имперская, для которой экспансия самоценна и превосходит все прочие интересы. За тридцать постсоветских лет эта логика сперва возродилась, затем стала прогрессировать, после чего сделала текущую войну неизбежной.
Но все же — почему жертвой стала именно Украина? Она чрезвычайно важна Москве как историческая основа ее имперского мессианизма. Без периода Киевской Руси, когда была установлена связь с Византией, Москва исторически «зависает», теряя «право» на название «третьего Рима» и «центра православной цивилизации». Кремль изобретает абсурдные исторические мифы, пытаясь «присвоить» наследие киевского князя Владимира. Обосновывая аннексию Крыма, Путин заявлял, что это «сакральная земля», поскольку Владимир принял крещение в Херсонесе, и это впоследствии привело к формированию «централизованного российского государства». Но и фальшивого санктуария Крыма Москве оказалось недостаточно.
Скажем в связи с этим и о неточности знаменитого Сэмюэля Хантингтона в его концепции столкновения цивилизаций. Он причислял Россию, Украину и Грузию к общей «православной цивилизации», которая должна была «сталкиваться» с другими. Нет: Россия сталкивалась, то есть нападала, с единоверцами, сперва в Грузии, а теперь и в Украине; и именно Московская патриархия постаралась разорвать православное единство, отказавшись от канонического общения со старшей из православных церквей — Вселенским патриархатом.
Иногда высказывается мнение, что Путин, для которого распад СССР был личной трагедией (кем бы он был, если б не распад СССР?), своей жестокой войной против Украины стремится отомстить этой стране, которая в 1991 году действительно сыграла ключевую роль в упразднении советской империи. Но путинская антиукраинская риторика обоснована вовсе не советскими, а именно имперскими нарративами. И когда Путин называет Ленина «создателем Украины, вечно живой вождь в своем мавзолее, вероятно, бесконечно удивляется.
Российские имперские теоретики еще в XIX веке критиковали «украинский сепаратизм». Хотя в исторической реальности сами создатели Московии были сепаратистами, поскольку вышли из Киева в X–XII веках в Залесье и основывая там свои автономные княжества. Владимирский князь Андрей Боголюбский даже организовал нападение на Киев в 1169 году, его войско разграбило город и осквернило Софийский собор, на киевский трон сел марионетка-князь Глеб Юрьевич, брат Андрея, но власти над Киевом не удержал.
В ходе нынешней войны кремлевская пропаганда часто использует вместо Украины определение «киевский режим». Хотя Украина — при всем унитарном характере своей государственности, является гораздо менее централизованной страной, чем Российская «федерация», которую как раз уместнее именовать «московским режимом».
В 2022–2023 гг. граждане Украины собрали более 25 тысяч подписей под петицией президенту Владимиру Зеленскому с необычным требованием — официально переименовать Россию в Московию. Переименование не состоялось, но президент поручил правительству «всесторонне изучить этот вопрос». Однако это изучение как-то затянулось…
Авторы этого документа справедливо утверждают, что само слово «Россия» появилось на мировых картах лишь в эпоху Петра I, в 1721 году, а до этого повсюду фигурировало название «Московия». А имя «Русь» изначально принадлежало древнерусскому государству со столицей в Киеве. Но это спор не только об истории — такое переименование, по мнению авторов петиции, способно сыграть решающую роль в современной информационной войне, разрушив имперские мифы.
С точки зрения международного права нет никакой проблемы. Например, финны называют свою родину Suomi и совершенно не волнуются по поводу того, что в большинстве стран мира она именуется Finland, а Deutschland на других языках называется десятком разных имен (Германия, Немеччина, Алемания, Вокетия, Тускланд и т. п.).
Украинский проект по переименованию России в Московию российские официальные лица встретили крайне нервозно. Такого переименования Кремль боится. Если в Киеве, который носит древнее название «мать городов русских», переименуют Россию в Московию, это может иметь фатальные последствия. Например, жители Санкт-Петербурга или сибиряки еще могут называть себя «россиянами». Но вот «московитами» они себя не считают, и более того — резко критикуют Москву за ее гиперцентралистскую и колониальную политику. И кремлевским деятелям это слово также не нравится: оно обличает тотальный москвоцентризм нынешней «России».
Но Россия фактически уже стала Московией — всеми ресурсами огромной страны распоряжаются московские чиновники и олигархи. И для регионов такое положение дел становится все менее приемлемым. Если Украина действительно переименует Россию в Московию, это будет сокрушительным контрударом. Случится как в сказках, когда главная битва выигрывается не оружием, а одним волшебным словом.