Этот цикл статей
посвящен тому, как менялось место евреев, а позднее и место Израиля в восприятии властей и жителей России за последние сто с небольшим лет — от прихода большевиков к власти и до сего дня. Я не буду излагать историю евреев за этот отрезок времени и лишь упоминаю о многих важнейших событиях. Оставлены по большей части за скобками и такие безбрежные понятия, как «русскость» и «еврейскость». Упор сделан только на наблюдаемых результатах взаимодействия «еврейскости» с «русскостью» и на ключевых моментах в российско-еврейских отношениях. Применительно к эпохе, когда Россия была метрополией советской империи, под ее режимом здесь понимается центральная власть СССР.
Сначала — Большой террор, когда евреи едва не вошли в число гонимых режимом «народов-врагов». Потом — нацистский геноцид и тотальная война, в которых погибло больше половины евреев СССР. А после войны — сначала превращение в советских «лишенцев», а затем все более близкая перспектива повальных депортаций.
Тогда же возник Израиль, навсегда изменив представления советского режима о евреях, а советских евреев — о том, кем они могут быть.
Публикация подготовлена медиапроектом «Страна и мир — Sakharov Review» (телеграм проекта — «Страна и мир»). Первая статья цикла рассказывает о периоде с начала XX века до эпохи Большого террора, вторая — от нее до смерти Сталина, и третья — до наших дней.
Частичное спасение
В середине 1930-х мутация государственной доктрины в сторону русского национализма стала очевидной. Без труда улавливалось, что власти больше не расположены к «диаспорным национальностям» — и к евреям в том числе. Просто веяло сверху. В тогдашней советской атмосфере это стало вопросом жизни и смерти.
Больше трети жертв Большого террора (1937-1938) погибло в «национальных операциях», т. е. в специально организованных расправах над рядовыми представителями «диаспорных национальностей» — поляками, латышами, немцами, финнами. Режим теперь трактовал их как «народы-враги» и в заметной доле истреблял.
Перепись 1926 года зафиксировала в СССР 142 тыс. латышей, а перепись 1939 года — всего 114 тыс. Численность советских поляков за эти же годы сократилась с 782 тыс. до 630 тыс. По «немецкой» операции было арестовано и по большей части казнено примерно 70 тыс. человек. Но в Республике немцев Поволжья погибло «только» около тысячи человек. Ее жители, в отличие от остальных советских немцев, подвергались расправам на «общих основаниях», как остальные советские люди. Наличие советской государственности до поры до времени давало им частичную защиту.
Вместе с массами рядовых людей из «народов-врагов» почти поголовно погибли принадлежавшие к диаспорам должностные лица, которые до террора были «перепредставлены» в номенклатуре.
Евреи оказались единственной «диаспорной национальностью», против которой не была предпринята «национальная операция». По еврейским номенклатурщикам чистка ударила с той же силой, как, например, по латышским. Но евреи, не занимавшие высоких постов, имели примерно такие же шансы быть репрессированными, как русские, украинцы, поволжские немцы. Среди заключенных лагерей в конце 1930-х их доля соответствовала доле в населении СССР.
Возможно, Сталин заботился о своей роли в мировой политике и не хотел выглядеть похожим на Гитлера. Не менее вероятно, что спасительную роль сыграла сложившаяся к тому времени еврейская «перепредставленность» среди ученых, инженеров и других специалистов. Советский диктатор мог здраво рассудить, что номенклатурщики любого этнического происхождения легко заменимы, а специалисты — нет.
Одной «перепредставленностью» меньше
Говоря о Большом терроре, не обойти роли, сыгранной в нем чекистами еврейского происхождения. На первых его фазах она была очень велика. Причины резкого роста числа евреев среди охранителей с конца 1920-х до середины 1930 годов требуют изучения. Но фактическая сторона впечатляет. В 1923-м евреи составляли 16% среди 96 высших чинов ОГПУ. А в 1936-м среди высшего руководящего состава НКВД — около 39%.
Особенно велик был их «вклад» в Большой террор в его начале, в 1937-м. Начиная с 1938-го, руководящие чекисты-евреи уже сами стали объектами массовой ликвидации: две трети из них были уничтожены. Из руководящих чекистов русского происхождения жертвой террора пал только каждый пятый. Так или иначе, никакой этнической солидарности с жертвами-евреями у чекистов-евреев не отмечалось ни на какой фазе репрессий. Они были бездумными исполнителями террора, в том числе и против соплеменников.
Итогом чисток конца 1930-х стало сворачивание «засилья» евреев во всех отрядах номенклатуры, кроме напрямую занятых в управлении экономикой. Старых перебили, а новых с конца 1930-х выдвигали все реже. По племенному признаку евреев тогда дискриминировали еще не очень решительно, но при продвижении на высокие должности в партийном аппарате и охранительных ведомствах теперь отсекались имевшие родню за границей или связанные с бывшими нэпманами и дореволюционными коммерсантами.
Евреям трудно было преодолеть эти фильтры, а прошедшая через них новая генерацияславян-номенклатурщиков не была похожа на перебитых предшественников и испытывала неприязнь ко всем«некоренным». «Перепредставленность» евреев в машине управления воспринималась ими как проблема, которую со временем желательно «решить».
Повадки режима после геноцида
Советские завоевания 1939–1940 годов увеличили число еврейских жителей СССР в 1,7 раза, до 5 млн с лишним человек. В подавляющем большинстве эти новые 2 млн советских евреев не смогли уехать на восток в 1941-м и были истреблены нацистами.
Из тех 3 млн евреев, которые были гражданами СССР до сентября 1939-го, две трети проживали на территориях, которые в 1941–1942 годах заняла германская армия. Примерно 1 млн из них были эвакуированы или призваны в РККА, а около 1 млн оказалось под властью оккупантов и почти поголовно погибло.
Среди советских жертв геноцида евреи РСФСР оказались на пятом месте по числу погибших после евреев Украины, Беларуси, Литвы и Молдовы. По разным и сильно различающимся оценкам, на оккупированных территориях России были убиты от 60 тыс. до 140 тыс. евреев.
В отличие от украинских и беларусских, российские территории со значительным еврейским населением были заняты Германией не в первые дни и недели войны, а осенью 1941-го и особенно летом 1942-го. Поэтому многие российские евреи успели эвакуироваться. Но заметное их число все-таки осталось — из-за слабой информированности или невозможности уехать.
Советская пропаганда почти не сообщала о массовых убийствах евреев, считая эту тему невыигрышной для себя. А право на организованную эвакуацию имели номенклатурщики, персонал военных заводов и семьи офицеров. Само по себе еврейское происхождение не давало никаких особых возможностей для выезда.
Но все же по евреям РСФСР геноцид ударил меньше, чем по остальным. Ленинград и Москва устояли. Сотни тысяч евреев — работников военных предприятий и их семьи эвакуировались с ними на восток.
На всех оккупированных Германией территориях уцелело лишь 100-120 тыс. советских евреев. Среди 3 млн евреев, которые были советскими гражданами до 1939-го, доля погибших (в геноциде, на фронтах, в ленинградской блокаде и в плену) составила примерно 40%.
После Второй мировой войны в Советском Союзе осталось чуть более двух миллионов евреев. Около 40% из них теперь жили в РСФСР, а среди российских евреев каждый второй был москвичом или ленинградцем.
Вклад евреев в военные усилия СССР был очевиден — около полумиллиона из них воевали в Красной армии и партизанских отрядах; в тылу «засилье» евреев среди специалистов военной экономики бросалось в глаза. Но режим следовал своей эволюции и в разгар войны принялся удалять евреев с руководящих должностей в овсех сферах — кроме ВПК.
Стилистика этих чисток впервые в советской истории была открыто юдофобской.
Этот перелом отобразился в черновике жалобы Сталину кинорежиссера Михаила Ромма (январь 1943) поповоду перестановок в киноведомстве, где он служил:
Все эти перемещения и снятия не объяснимы никакими политическими и деловыми соображениями. А так как все снятые работники оказались евреями, а заменившие их — неевреями, то кое-кто… стал объяснять эти перемещения антиеврейскими тенденциями… За последние месяцы мне очень часто приходится вспоминать о своем еврейском происхождении, хотя до сих пор я за 25 лет Советской власти никогда не думал об этом, ибо родился в Иркутске, вырос в Москве, говорю только по-русски и чувствовал себя всегда русским, полноценным советским человеком…
Учтем, что до «Обыкновенного фашизма» (1965) с его антисталинским подтекстом Ромму было тогда далеко. Это письмо написал певец советской державности, постановщик фильмов о Ленине и Сталине, высокостатусный культурный функционер. Он был совершенно не подготовлен к новым повадкам режима, который до этого считал родным.
Но смятение испытали не только функционеры. Массы русифицированных евреев, которые привыкли сливаться с советским государством, вдруг увидели, что оно отстраняет их от себя. Последующие 40 лет, вплоть до горбачевской перестройки, еврейские подданные СССР прожили в положении людей, которых режим, а с ними многие сограждане не считали «своими». Они начали искать и находить другие опоры и ориентиры.
Дети времени
В 1942-м Сталину понадобилось пропагандистское учреждение, нацеленное на обработку евреев западных стран, и он учредил Еврейский антифашистский комитет. ЕАК укомплектовали функционерами-евреями и надежными, как казалось, профессионалами культуры, в большинстве идишеязычными.
Но это учреждение почти сразу вышло за рамки предписаний и начало защищать интересы советских евреев — как оно их понимало. Это противоречило советскому чиновничьему кодексу, но шло навстречу желаниям еврейских масс. В бедствиях войны, при растущем отчуждении официальной власти и весьма высокой «народной» юдофобии они особенно нуждались в поддержке.
Кроме многочисленных ходатайств за обездоленных, ЕАК ввязался в верхушечную интригу с созданием Еврейской Советской Социалистической Республики. В феврале 1944 года руководители комитета обратились к Сталину с призывом учредить ее в Крыму (до депортации крымских татар оставалось еще три месяца, но она, видимо, была уже делом решенным). Обсуждался и вариант с устройством республики в Поволжье, откуда в 1941 году выселили немцев.
Сочинители проекта исходили из несомненного факта, что наличие высокостатусной советской государственности — защита для этнической группы, а отсутствие или низкий статус государственности оставляет ее беспомощной.
По сегодняшним понятиям, желание улучшить свое положение за счет чужого несчастья выглядит аморальным. Однако учтем, что авторы обращения были советскими людьми и сталинскими функционерами, они мыслили в категориях своего слоя и своего времени. Живя внутри тоталитарного режима, жители Советского Союза привыкли к уничтожениям или депортациям целых групп населения и воспринимали это как норму жизни вСССР. Немцы и крымские татары попали под колесо. В восприятии членов ЕАК их миссией как руководителей советского еврейства было любым способом избавить свой народ от такой участи.
Но их просьбы только вызвали гнев диктатора. Сталин разве что отложил месть из-за возникновения у негоновых планов насчет евреев.
Сталин не справился с управлением Израилем
Во вторую половину 1940-х оформилась группа режимов, которые советская империя рассматривала как подчиненные себе, от ПНР и ГДР на западе до КНР и КНДР на востоке. Какое-то время Сталин верил, что однимиз таких зависимых государств («стран народной демократии») сделается и новосозданный Израиль.
Виды Москвы на Израиль очень помогли еврейскому государству в критические моменты его возникновения и Войны за независимость в 1947–1948 годах. СССР не только поставлял израильтянам оружие через своих вассалов, но и поддерживал Израиль в домашней пропаганде. Поэтому советские евреи воспринимали рождающийся Израиль как близкое к СССР государство и считали, что, солидаризуясь с ним, не рвут с все еще прочной советской лояльностью.
Просьбы ветеранов Второй мировой зачислить их в израильскую армию и многочисленные ходатайства о переселении в еврейское государство подавались открыто и не казались заявителям чем-то запретным. Непредписанный взрыв национальных чувств не мог понравиться режиму Сталина ни при каком повороте событий. Даже если бы Израиль действительно стал «страной народной демократии», любые переселения своих подданных в такие страны режим сначала допускал лишь в качестве полностью себе подконтрольных, а вскоре и совсем прекратил.
В 1946–1947 годах еще мог осуществиться полупринудительный и с обеих сторон абсолютно централизованный «обмен» жителями между СССР и ПНР. Но позже ссыльные советские немцы уже и мечтать немогли о переселении хотя бы в вассальную ГДР, созданную в 1949-м.
В сентябре 1948-го, когда отношения с Израилем были еще почти безмятежными, в казенной «Правде» вышла установочная статья, подписанная Ильей Эренбургом. В ней сообщалось, что СССР стоит за Израиль, но советским евреям ехать туда незачем.
Угрозу не услышали. Через несколько дней израильский посол Голда Меир пришла в московскую синагогу на Рош ха-Шана и была встречена охваченной восторгом многотысячной толпой. Сталин расценил этот акт как выражение массовой нелояльности, каковым он не был. С этого момента и почти до конца советского режима любая публичная демонстрация еврейских национальных чувств стала в СССР запретной.
Перевод в лишенцы
В середине осени 1948 сталинские надежды на превращение Израиля в вассала стали таять, и он дал старт мероприятиям против советских евреев. Трудно сказать, что после этого шло быстрее — охлаждение советско-израильских отношений или внутрисоветские расправы над абсолютно лояльными Сталину еврейскими учреждениями.
Сталину вообще была свойственна взаимоувязка «домашних» этнических расправ со свертыванием этнически окрашенных внешних проектов. Например, депортацию советских греков из Причерноморья спланировали заранее, но откладывали до лета 1949-го. Ее устроили, только когда Сталин посчитал окончательно проигравшими коммунистических повстанцев в Греции, которых он с 1946-го снабжал оружием через своих сателлитов.
Первая большая антиеврейская кампания в СССР заняла примерно полгода. Распустили ЕАК, его руководителей арестовали (суд и казнь отложили до 1952-го). Идиш по факту лишили официального статуса: идишеязычные культурные учреждения и издания были закрыты.
А русскоговорящая еврейская интеллигенция в январе–марте 1949 стала мишенью медиакампании против так называемого «космополитизма». Борьба с ним дала начало планомерному выдавливанию евреев из образовательных, научных, культурных и медиаучреждений, особенно столичных. Сферой, наименее затронутой чистками, оставался ВПК. С тех пор именно «закрытые» учреждения обеспечивали евреев-специалистов доброй половиной рабочих мест.
Многозначительным, под углом дальнейших событий, стал новый разгром Еврейской автономной области. В 1945–1948 годах ее руководители просили центральные власти реанимировать идею организованного переселения евреев в ЕАО и пытались возобновить в ней еврейскую жизнь в дозволенных советских рамках.
Но оказалось (или показалось), что евреи-номенклатурщики сохранили еврейскую идентичность и старались выражать интересы евреев, и это разозлило Сталина. В 1949-м в ЕАО поголовно уволили руководство, затем был арестован и получил суровые приговоры весь идишеязычный актив области. С тех пор ЕАО как еврейский центр навсегда прекратила существование. Чистка показывала, что режим не рассматривает ЕАО как местомассового поселения и даже ссылки евреев.
В совокупности мероприятия первой антиеврейской кампании создали для евреев СССР пожизненный статус, напоминающий положение раннесоветских «лишенцев», пусть и с некоторыми изъятиями. Этот статус оказался долгоживущим, в главных пунктах он поддерживался властями и после Сталина. Но перед смертью диктатора судьба советских евреев вообще была поставлена на кон.
Во всяком случае, так казалось.
У края депортации
Вторая, не доведенная до конца антиеврейская кампания открылась выходом 13 января 1953 в «Правде» материалов о «врачах-убийцах» и была свернута спустя два месяца — из-за смерти Сталина. Многие уверены, что финалом кампании должна была стать поголовная высылка евреев на восточные окраины империи.
Сегодняшнее обсуждение вопроса о той предполагаемой депортации носит публицистический характер и не подкрепляется доказательствами. Судя по всему, на момент смерти Сталина практической подготовки к депортации не велось.
Но она действительно была и возможна, и близка.
Если бы правление Сталина продолжалось, риск массовых высылок евреев из центральных районов империи стал бы очень высок. Подобные высылки полностью укладывались в логику и практику позднесталинского правления. Диктатор последовательно избавлялся от «диаспорных национальностей», считая их неподконтрольными и ориентированными на заграницу. К концу жизни он проделал это со всеми такими национальностями — кроме евреев.
В 1950 годы в Москве оставались всего 4 тыс. немцев, 5 тыс. латышей и 10 тыс. поляков. Зато ее еврейские жители (240 тыс.; почти 5% населения) были второй после русских этнической группой столицы. Их многочисленность и раздражающее Сталина публичное поведение выглядели в его глазах проблемой, подлежащей «решению».
Вдобавок поляки и латыши как бы перестали быть «народами-врагами», поскольку ПНР стала вассалом СССР, а Латвия — советской республикой. Их повальное преследование перестало быть высокоактуальным. Латышам, которые хотели говорить по-латышски или, скажем, делать номенклатурную карьеру, теперь отводилась для этого советская Латвия. А многочисленных латышей, сосланных в прежние годы в глухие места, никто не возвращал. Наоборот, из Латвийской ССР и из двух других оккупированых балтийских республик высылали в дальние края все новых и новых неблагонадежных.
Тем временем массовая неблагонадежность евреев становилась для Сталина очевидной. Они обзавелись своим государством — оно оказалось «страной-врагом». Сионисты трактовались уже не просто как неприятели, но как ближайшие друзья и даже ипостась главного недруга — Америки. Этот пункт с большим нажимом разъяснялся в разоблачительных статьях 1953-го, чем вторая антиеврейская кампания принципиально отличалась от первой.
При дальнейшем ужесточении противостояния с США, а оно как раз и назревало впоследние сталинские месяцы, евреи автоматически оказывались в положении «народа-врага». И вряд ли избежали бы депортаций, пусть и не обязательно поголовных.
Популярные тогда предположения, что местом ссылки станет ЕАО, необоснованны. Скорее уж сама ЕАО была бы упразднена. Высылаемые племена (немцы, чеченцы, калмыки) никогда не получали в новых местах автономий взамен упраздненных. Народы, которые карались депортациями, Сталин ни разу не расселил в одномместе.
Что очевидно, то неприемлемо
Смерть диктатора избавила советских евреев от физической угрозы, но не освободила от статуса, который сконструировал для них Сталин. Хотя, казалось бы, формула «мирного» решения еврейской проблемы теперь напрашивалась сама собой. Из запрета еврейского языка и еврейского образа жизни, фактического упразднения еврейской национальной автономии и далеко продвинувшейся русификации вроде бы вытекал следующий шаг: поддержка растворения евреев в массе советских людей.
Именно об этом просил Сталина в письме, отправленном в феврале 1953-го, на пике юдофобской истерии, Илья Эренбург, самый популярный в то время еврей Советского Союза:
Единственным радикальным решением еврейского вопроса в нашем социалистическом государстве является полная ассимиляция, слияние людей еврейского происхождения с народами, среди которых они живут. Это срочно необходимо для борьбы против американской и сионистической пропаганды… Еврейской нации нет… С точки зрения прогрессивных французов, итальянцев, англичан и пр. нет понятия «еврей» как представителя некоей национальности, слово «еврей» там означает религиозную принадлежность… Я убежден, что необходимо энергично бороться против всяческих попыток воскресить или насадить еврейский национализм, который при данном положении неизбежно приводит к измене Родине…
Рекомендация Эренбурга выглядела логичной. Она подразумевала, что раз уж еврейскость в СССР стала «изменой Родине», то режиму следует просто ее отменить: разрешить людям еврейского происхождения не регистрироваться в государственных реестрах в качестве евреев и перестать трактовать их как «лишенцев».
В атмосфере тех лет это выглядело выходом для большинства советских евреев. Однако не вписалось в рамки смягчения режима, которым гордились послесталинские правители. Они перестали «наказывать» народы, но прежние «наказания» отменяли с большим разбором.
Послабления для немцев, а это был самый многочисленный репрессированный народ, вводили медленно и дозированно. И очень старались избежать превращения как бы «решенной» Сталиным немецкой проблемы в «нерешенную».
Советские немцы жили теперь в дальних краях, и сколько-нибудь массового переселения их в центр России не допустили, несмотря на «оттепель». Так называемая реабилитация немцев, неполная и двусмысленная, состоялась лишь в 1964-м. А их движение за эмиграцию из СССР приобрело вес только в 1970-х, и власти утешались тем, что акции протеста в Москве и Ленинграде не могли быть постоянными и многолюдными.
Евреев оставили жить в столицах, раз уж Сталин до них не добрался, но отменять ущемления режим не собирался ни в сумбурные 1950-е, ни тем более в эпоху так называемого застоя.
Предложения отменить принудительность «еврейской» записи в паспортах время от времени всплывали, но всегда отклонялись. И не только из очевидных юдофобских соображений, хотя запреты и процентные нормы целиком отвечали миропониманию послесталинской номенклатуры и широкой публики, – но еще и потому, что позволение евреям становиться по своему выбору русскими стало бы неприемлемым прецедентом, поставило бы под вопрос статус множества прочих народов, дискриминируемых по племенному признаку.
Но независимо от позволений, роль русско-еврейской среды в России не снижалась, а скорее, росла.
