Научные журналы почти так же «стары», как сама наука. Самый старый непрерывно издающийся научный журнал — Philosophical Transactions of the Royal Society — основан в 1665 году (раньше него был еще один, французский, но его прервала Великая французская революция). Его содержание, несмотря на название, к философии особого отношения не имеет — просто он такой старый, что в те времена все естественные науки объединяли термином «натурфилософия».
Среди его авторов, конечно, Дарвин, Фарадей и Максвелл, — но еще и Ньютон собственной персоной, а также Алан Тьюринг и Стивен Хокинг. Ученые публикуются, чтобы открыто поделиться результатами своей работы с коллегами и со всем миром. В этом суть науки и ее отличие от прикладных сфер деятельности: у открытия есть автор, но нет владельца, прогресс науки — совместная работа ученых всего мира, и чтобы он не стоял на месте, ученым критически важно делиться своими идеями: тогда больше шансов, что их подхватит еще один светлый ум, даже если он физически находится очень далеко.
Отсюда вытекает и смысл цитируемости: если на мою работу ссылаются много людей, значит, ее многие находят ценной, пользуются ей, развивают и продолжают ее. Значит, у меня как у ученого высокая научная репутация. Кажется, больше цитируемых работ — выше репутация и лучше ученый, так?
Принцип Гудхарта
Сложно сказать, с какого момента что-то пошло не так. Наверное, все началось с благой идеи, что наука — такое важное общественное благо, что ее нужно финансировать общественными деньгами, а не оставлять бедных ученых зарабатывать себе на жизнь самих или просить деньги у богатых людей. А за это мы будем их просить еще преподавать в университетах (или не будем — в СССР наука делалась в основном в институтах Академии наук, а в университетах преподавали другие люди, эти множества лишь частично пересекались). А раз мы даем на что-то общественные деньги, то нужно за эти деньги как-то отчитываться, рассуждает государственный управленец. И лучше — чем-то, что можно посчитать. А, ученые, вы, кажется, статьи публикуете?
Интересно, что в СССР, стране недемократической, такой проблемы не стояло — партия решала, кого финансировать, а кого нет, поэтому ученые дольше продолжали публиковаться «для души», то есть просто чтобы поделиться результатами. Такое финансирование науки вызывало иные сложности, но это уже совсем другая история.
Постперестроечная Россия довольно быстро преодолела советскую систему и влилась в общее мировое пространство, изобретенное на глобальном севере: результаты научной работы измеряются статьями. Кстати, примерно в тот же период максимального расцвета западной науки современного образца (в 1975 году) британский экономист Чарльз Гудхарт сформулировал изящное правило: «Когда метрика становится целью, она перестает быть хорошей метрикой». Его принцип поначалу относился только к финансовым рынкам, но чем дальше, тем более универсальным он оказывался.
В начале нулевых и особенно десятых увлечение наукометрией — дисциплиной, которая измеряет качество науки по публикационным показателям — вышло на новый виток. Не только отдельных ученых оценивали (и, соответственно, нанимали их профессорами или нет) по тому, сколько они публикуются и как их цитируют. Уже целые университеты стали собирать в рейтинги (самые известные из них — THE, QS, US News и Шанхайский), где одним из важнейших показателей является качество науки, которая измеряется …. по публикационной активности. Дальше подтянулись правительства: они решили давать университетам деньги в зависимости от того, как высоко они забрались в рейтингах (в России эта тенденция выражена программами «5-100» и «Приоритет 2030»).
Принцип Гудхарта полностью вошел в действие: метрика стала важнейшей целью.
А теперь вспомним, что такое научная статья? Смыслово — изложенные результаты научных исследований, технически — текст с картинками и таблицами. Который можно просто написать, а картинки — нарисовать. Да, вы догадались — следующий шаг в том, что все это может уже сделать даже не человек, а нейросеть. Собственно, на этой картинке видно, как устремилось ввысь число отозванных статей.
В 2023 году пришлось отозвать даже целый журнал издательства Hindawi, так он был плох, но не обольщайтесь — десятки таких же плохих журналов никто не отзывает, просто руки не доходят.
Нетрадиционные лауреаты
Причем же здесь Нобелевская премия 2025 года? Ее получили — правда, в разных дисциплинах — очень разные ученые. Лауреаты по физиологии и медицине Мэри Бранков и Фред Рамсделл — очень нецитируемые ученые по меркам современной науки. У Мэри всего 34 статьи, у Фреда — 53 (у среднего нобелиата их минимум несколько сотен).
Дело в том, что они работали (и работают) не в университетах, а в индустрии — и даже свое нобелевское открытие в регулировании иммунного ответа нашим организмом они тоже сделали, работая в биотех-компании. У них там не требовали статей, а требовали результатов — исследований, на основе которых можно сделать работающие терапии.
И несмотря на такую практическую постановку задачи, они обнаружили очень фундаментальную вещь: открыли механизм периферийной иммунной толерантности, который действует как «тормоз» иммунной системы и не допускает ее излишнюю активацию. Они обнаружили, описали и нашли кодирующий ген так называемых регуляторных Т-клеток, которые контролируют активацию и рост других T-клеток, сдерживая аутоиммунные реакции. При аутоиммунных заболеваниях регуляторные Т-клетки работают слишком слабо и не могут остановить иммунитет от ложного срабатывания. А при раке, наоборот, они чрезмерно активны, подавляя иммунитет, который должен был бы идентифицировать раковые клетки как вредоносные и уничтожить. То есть для лечения аутоиммунных заболеваний (а также смягчения отторжения при трансплантации органов) нужно усилить работу регуляторных Т-клеток, а при раке — тормозить их, открывая дорогу противоопухолевому иммунитету.
Эти работы были опубликованы в научных журналах по всем правилам академической науки. Четыре совместные статьи Бранков и Рамсделла 2001 года, где они говорят об «иммунном тормозе» опубликованы в сильных научных журналах и процитированы несколько тысяч раз: научное сообщество было информировано об их работе и заметило ее. Однако потом они продолжили более практическую работу (Рамсделл даже основал свою компанию), и с их показателями цитируемости их бы сейчас не взяли в профессора даже среднего университета.
А Нобелевскую премию — дали, значит, Нобелевский комитет все-таки смотрел на значимость работы, а не описывающие ее цифры. А работа, действительно, большая: на ее основе разрабатывать терапии, но не только — много других полезных вещей в науке и практике не могло бы случиться, если бы Бранков, Рэмсделл и Симон Сакагути не разобрались в работе регуляторных Т-клеток.
Один из лауреатов премии по химии за создание металл-органический каркасов Омар Яги, напротив, очень цитируемый ученый. Его 444 работы процитированы более 200 000 раз: астрономическое количество, сделавшее его одним из самых цитируемых ныне живущих химиков (а значит, и химиков вообще — раньше было гораздо меньше журналов, на свете было гораздо меньше ученых, поэтому цифры несравнимы). Нобелевскую премию он получил за создание металл-органических каркасов (МОК, по-английский — metal-organic frameworks, MOF) — нового класса кристаллических материалов, объединяющих свойства полимеров и неорганических соединений и обладающих рекордной пористостью.
Формулировка — это первое и последнее, что в этой премии несомненно.
Отзывы ученых-химиков разнятся от «это гениально» до «это все притянуто за уши, неоригинально и никому не нужно). Создатели говорят о том, как эти соединения перевернут всю химическую промышленность и помогут добывать воду из воздуха в пустыне, но они говорили это и в 2019 году, а революции до сих пор нет.
Зато есть статья, призывающая к большей прозрачности и публикации методик в статьях о МОК и намекающая, что некоторые результаты синтеза МОК не воспроизводятся и поэтому они не готовы к применению, как минимум, в биотехнологии. А попытка понять, сколько сейчас МОК производит промышленность, какова стоимость рынка и прогноз на 10 лет, дала автору этого материала столь противоречивые результаты, что их нет смысла приводить. Можно прибавить к этому общеизвестный и принятый самим коммьюнити МОК-ученых факт того, что они цитируют друг друга (и шутя зовут это все MOFia). Все понятно, что ничего не понятно.
***
Хотеть цитат или не хотеть цитат, спросил бы современный профессор Гамлет. Что ж, можно сказать, что огромное число статей и их цитирований само по себе не говорит о том, что ученый нечист на руку. Но оно не говорит и о том, что он хорош и превосходит всех, у кого цитирований меньше.
