На территории Георгиевского храма в подмосковном Нахабино торжественно открыт и — ну кто бы сомневался! — освящен, окроплен святой водой памятник «павшим воинам». В телеграм-канале епархиального архиерея памятник назван «символом духовной связи поколений».
Как водится, на церемонии присутствовали представители церковной и светской власти, прихожане и православные скауты. В официальном нарративе звучит призыв к почитанию «защитников Отечества», а в эмоциональных реакциях прихожан появляется ещё один мотив: памятник как утешение для тех, чьи близкие пропали без вести и теперь есть место, куда можно «прийти, помолиться, поплакать о родном человеке».
Архиепископ Одинцовский и Красногорский Фома (Мосолов) приехал в Нахабино лично возглавить «торжества». В кратком официальном сообщении особо отмечено, что он «вознёс особую молитву о Святой Руси», вскоре после начала российской агрессии эта фраза стала ритуальным элементом любого сообщения, в котором необходимо продемонстрировать идеологическую лояльность патриарху Кириллу и путинскому режиму. Архиепископ Фома демонстрирует, что и сам он, и духовенство его епархии делают это легко и непринужденно.
В рай с пистолетом и гранатой
История с памятником началась несколько месяцев назад. Популярный православный блогер, а по совместительству настоятель храма в Нахабино священник Павел Островский рассказывает об этом так:
Идея о памятнике павшим воинам пришла мне в голову после того, как осенью прошлого года погиб мой друг во время специальной операции. К сожалению, тело осталось лежать на поле боя. Получается, нормально похоронить не вышло — и появилось желание сделать такой памятник. Идея такая, что сам Христос приходит и упокаивает наших друзей, близких, родственников, которые погибли на войне. Много знакомых погибло у меня, очень много родственников погибло и у наших прихожан.
По словам Островского, идею памятника придумал он сам, а воплотила ее молодая художница Кристина Соколова: «Воин где-то на земле, в поле — и Христос приходит и поднимает его».
На описании памятника стоит остановиться подробнее, так как и основная идея, и композиция памятника с богословской точки зрения вызывают как минимум недоумение. Очевидно, что за основу взят хорошо узнаваемый фрагмент иконы «Сошествие во ад»: воскресший Христос протягивает руку и выводит — на некоторых византийских иконах буквально выдергивает — из ада Адама и Еву и других праведников, которые олицетворяют спасенное человечество.
Павел Островский играет с этим образом и решается на радикальное переосмысление иконографии: Ева ему оказывается просто не нужна, и он ее убирает, а Адам по правую руку от Спасителя трансформируется в российского солдата.
Но Христос явно не выводит солдата из бездны, нет, это было бы неполиткорректно, ибо не могут российские солдаты пребывать в бездне ада. Солдат твердо стоит на земле, и нет сомнений, что это оккупированная земля Украины.
На поясе у солдата ясно видны пистолет и граната. Это интересная деталь. Похоже, православный священник-блогер не сомневается, что российский солдат какой-то особенный и может войти в рай не только в шлеме и бронежилете, но и с оружием.
Коленопреклоненная поза солдата, казалось бы, может указывать на покорность Христу, готовность следовать за Ним и исполнять Его волю. Однако вооружение солдата заставляет в этом сомневаться, так как прямо указывает не на стремление к любви и самопожертвованию, а на готовность к насилию и убийству. Да, пистолет находится не в руке, а убран в кобуру, но многочисленные преступления российских военных ставят существенный вопрос: как именно в земной жизни российский солдат использовал свое оружие?
В правом нижнем углу композиции помещено небольшое животное, напоминающее ягненка. По всей видимости, оно должно символизировать жертвенность солдата, но в силу того, что художник, похоже, не особо силен в изображении животных, образ получился двусмысленный — полуягненок, полусобака. И как тут не вспомнить слова Спасителя «не давайте святыни псам» (Мф. 7, 6).
Сакрализация насилия
В основании композиции помещены дерзкие слова «Сегодня восстаю с Тобою Воскресшим», а надпись на арке — «Ибо от смерти к жизни и с земли к небесам Христос Бог нас перевел, песнь победную поющих».
Это прямо указывает на пасхальный контекст композиции.
Однако здесь необходима оговорка: есть все основания утверждать, что Павел Островский занимается сознательными манипуляциями — он резко сужает круг спасенных. Если Христос берет за руку не Адама как праотца всего человечества, а российского солдата в современной военной форме, то всеобщее воскресение праведников подменяется «профессиональным» воскресением оккупантов и сакрализацией империи. Псевдобогословская идея, что смерть за империю открывает путь в жизнь вечную — это ересь. Однако именно эту идею иллюстрирует новый памятник.
Похоже, что памятник сделан как буквальная иллюстрация к словам патриарха Кирилла, что всякому солдату, погибшему на поле боя, «официальная церковь» гарантирует прощение грехов.
Ни архиерея, ни настоятеля Георгиевского храма, ни других собравшихся не смущает, что за этим «значимым духовным событием» стоит предельно острая этическая и богословская проблема. Подобные памятники, возводимые на церковной территории и дерзко включающие образ Христа, неизбежно становятся инструментом героизации оккупантов, с одной стороны, и оправдания насилия, в том числе против мирного населения, с другой.
Конечно, с точки зрения пропаганды образ «павшего воина» безупречен: он охватывает всех погибших, и сам факт смерти снимает, упраздняет требование какой бы то ни было нравственной оценки — ведь «каждый павший достоин памяти».
Но будем все-таки помнить, что христианская традиция иная: она не имеет ничего общего с культом войны и смерти (не говорите мне, что памятник в Нахабино не об этом), но к молитве о прощении, милости и Божием утешении для всех жертв, всех невинных страдальцев независимо от того, военных или гражданских. Но именно жертв, а не убийц.
Православный храм — пространство покаяния и примирения, а не инструмент оправдания все новых волн насилия или идеологической мобилизации вокруг идеи «священной войны» во имя империи.
Когда чиновники Московской патриархии в священном сане освящают подобные памятники, это выглядит как исполнение государственного заказа на сакрализацию памяти об абстрактных «защитниках Отечества». И еще более печально, что делается это совершенно искренне, по зову сердца. Так входят в норму практики, прямо противоречащие Евангелию: священные образы становятся маской, церковные ритуалы без труда адаптируются для оправдания политических решений, искажая смысл христианского отношения к страданию и смерти.
Сами православные храмы в России всё чаще используются как инструменты коллективного забвения истоков войны, ее последствий, и прежде всего боли и трагедии реальных людей в Украине, в большинстве своем православных. С этим невозможно мириться — нужен предельно честный разговор: за что именно «пали» солдаты российской армии на территории другой страны? Стоит ли гордиться «духовной связью поколений», если эта связь основана на том, что прямо противоречит Евангелию?
***
Страшная война продолжается. Свободная дискуссия в российском обществе невозможна, пропаганда практически тотальна. Казалось бы, миссия подлинной Церкви — быть местом молитвы за всех страдающих, за мир, а не за победу. Но сегодня и священники, и архиереи с энтузиазмом участвуют в идеологической мобилизации общества и придумывают новые формы сакрализация неправды.
