Придумывание все новых запретов и ущемлений для «иноагентов» является постоянным и любимым занятием интеллектуальной, парламентской и агитационной обслуги режима.
Их азарт и нетерпение
Не претендуя на полноту, перечислю новации, придуманные ими за неполные четыре года войны:
Расширение критерия попадания под статус (достаточно, не получая денег, просто быть «под иностранным влиянием»); запрет получать госфинансирование; запрет участвовать в выборах и быть депутатом; запрет организовывать массовые мероприятия; запрет получать доходы по счетам и пользоваться своей собственностью; запрет заниматься образовательной и просветительской деятельностью как с малолетними, так и со взрослыми…
Я не такой уж любитель исторических сближений, но одно напрашивается само. Накануне Второй мировой нацистский режим фонтанировал все новыми мерами против евреев. Вот некоторые из принятых им за пару лет:
Запрет лечить «арийцев»; запрет заниматься адвокатской практикой; предписание переделать имена в документах на еврейский манер; аннулирование загранпаспортов; запрет владеть предприятиями; запрет владеть автомобилями; запрет владеть оружием; исключение из общественных организаций; запрет учиться в общих школах; запрет держать домашних животных…
Нетерпение российского режима велико, и в последнее время «иноагентов» все чаще переквалифицируют в «экстремистов-террористов», чтобы удобнее было карать их уголовным порядком. Хотя бы и заочно, как, например, писателя Бориса Акунина, которому этим летом присудили 14 лет заключения.
Однако, на все это можно посмотреть и с другой стороны — глазами простого, далекого от «иноагентских» будней россиянина. И вот что он предположительно видит.
Контролируемые ассоциации
На днях все основные российские медиа, кто добровольно, а кто и нет, опубликовали изложение ВЦИОМовского опроса «Иноагенты среди нас». Он не является такой откровенной фальсификацией, как сочинение той же опросной службы насчет якобы готовности россиян к военным лишениям жертвам, о котором я недавно писал. Но задача, поставленная перед ВЦИОМом его заказчиком, хорошо прочитывается и тут. Опросной службе предписали сделать вывод, что:
Концепция иноагента для россиян строится на негативных смыслах; прежде всего на образе врага и шпиона, где сплелись и советские маркеры (шпион, лазутчик, засланный казачок), и современные политико-правовые элементы (пятая колонна). Для большинства это слово звучит как „чужой“ и „опасный“, не просто человек с иными взглядами, а предатель, враг, кто действует против страны. Этот ярлык не столько описывает факт, сколько выражает эмоциональную границу (страх, недоверие, раздражение), а также восприятие через репрессивные меры (сажать, гнать, уничтожать).
Соглашусь, что именно так рядовой россиянин и хочет выглядеть, разговаривая с начальством. Ведь беседа с интервьюерами ВЦИОМа это для него безусловно общение с посланцами начальства.
И вот в этом общении на просьбу в вольных выражениях поделиться ассоциациями, вызываемыми словосочетанием «иностранный агент», 28% опрошенных действительно сообщили, что ассоциируют его с такими понятиями, как предатель и враг народа, государства и России; для 15% собеседников опросной службы «иноагент» ассоциируется с плохим и опасным человеком, а для 13% из них — со шпионом («ассоциаций» разрешалось выдать несколько и они могли пересекаться).
Оценками противоположного толка поделились в несколько раз меньше респондентов: 4% опрошенных видят в «иноагенте» оппозиционера, либерала, инакомыслящего; столько же — просто хорошего человека, и еще столько же указывают на абсурдность самого этого статуса.
Но если посмотреть на цифры внимательно, то видно, что 25% опрошенных вообще не были взяты в счет, поскольку сослались на незнание предмета, а 29% из остальных сообщили, что «ассоциаций» не имеют или затрудняются с ответом.
Таким образом, многократный перевес ненавистников «иноагентов» имеет место только среди той половины опрошенных, которая согласилась что-то конкретное сказать ВЦИОМу. А многие из другой половины только отговариваются незнанием, и на самом деле в душе ничего против «иноагентов» не имеют.
Интерес, который не проявляют
Оптимизма у меня это все равно не вызывает. Режим объявил «иноагентов» врагами народа, и хор тех, кто за ним это послушно повторяет, легко заглушил любые другие голоса.
Поучителен и перечень «иноагентов», названных участниками опроса: Максим Галкин (его вспомнили 28% респондентов), Алла Пугачева (13%), Андрей Макаревич (8%), Моргенштерн (7%), «Дождь» (7%), Юрий Дудь (6%), и далее (с 2-3% у каждого) — Семен Слепаков, «Meduza», Дмитрий Быков, БИ-2, Татьяна Лазарева, Чулпан Хаматова, Илья Варламов, Алексей Навальный, Земфира, Артур Смольянинов.
Кроме Пугачевой, которая «иноагентом» не является, остальные действительно имеют этот статус, а несколько из них объявлены еще и «экстремистами-террористами». Но то, что первые четыре позиции в перечне заняли деятели шоу-бизнеса, говорит об отсутствии серьезного и массового интереса к настоящим критикам режима. Или о том, что публика этим интересом не делится.
С одной стороны, это вроде бы понятно. Ведь где «иноагенты», там и «нежелательные организации». А где «нежелательные организации», там и целый букет скрупулезно продуманных властями наказаний за сотрудничество с ними.
А с другой стороны, молчание публики — это не только примирение с уже осуществленными карательными мерами режима, но и упреждающее согласие с будущими его карательными мерами.
Исчезающие следы
Солидарность — это именно то, чего начальство старается выбить из своих подданных в первую очередь.
Осенью 2021-го, когда поднялась волна объявления «иноагентами» журналистов и целых медиа, около 40 российских медиа устроили коллективную акцию «Нет иноагентов — есть журналисты».
Почти все ее участники вскоре сами попали под удар — были тоже произведены в «иноагенты», принуждены к закрытию, к смене кадров, выдавлены за границу и т. п. И теперь даже самые передовые из оставшихся в РФ медиа никогда не заступаются друг за друга и всегда готовы подчиниться любому приказу начальства.
А следы недавнего еще пребывания в России «иноагентов», будь они журналистами, активистами, артистами, литераторами или просветителями, режим просто старается стереть, словно бы их и не было. Теперь они внешние враги. Не всем россиянам это, повторю, нравится, но они молчат. Как будто власти не готовятся взяться и за них.
Но все-таки молчат не все поголовно. Уличное исполнение песен «иноагентов» «Стоптаймом», а потом и теми, кто поддержал «Стоптайм», дает надежду, пусть слабую, что солидарность в России возможна.
Но основной кадр российского творческого люда подает совершенно другие сигналы.
Праздник, который всегда с ними
В Москве проходит книжный фестиваль в «ГЭС-2», подающий себя как грандиозная манифестация всего живого, прогрессивного и даже, пожалуй, системно-либерального в российской культуре — 2025.
Никаких «иноагентов» там, конечно, не могло появиться и в заводе. Но планировалось участие людей и даже целых структур, в том или другом пункте мыслящих самостоятельно. Организаторы мероприятия даже наперед предупредили о своей широте: «Тема этого года — понимание. Речь пойдет о готовности увидеть другого, способности если не принять, то хотя бы понять точку зрения, отличную от своей, и расширить привычную картину мира».
Но заявленное организаторами «понимание» быстро свелось лишь к пониманию того, чего от них потребовал хор доносчиков из казенных телеграм-каналов.
Один за другим авторы и издательства изгонялись с фестиваля. Издательству, видимо, признанному недостаточно провластным, гостеприимные хозяева предписали «срочно убрать все вещи со стенда» за час до открытия. И тогда же из фестивальной программы вдруг исчезли несколько известных фамилий.
Каких-либо казенных запретов даже и не было. Просто некие блогеры обозвали фестиваль «сходкой антироссийских деятелей культуры». Понятливые устроители тут же удалили всех, кто не устроил стукачей, и как ни в чем ни бывало продолжили свой праздник. Мысль, что из солидарности с коллегами можно закрыть мероприятие, ни им, ни оставшимся участникам просто не пришла в голову.
Солидарность — понятие неделовое. Оно мешает спокойно жить и работать. С 1 сентября продажа в магазинах и, тем более, издание книг «иноагентов» стали в РФ нежелательными, хотя прямого запрета, собственно, и нет. Но российским интеллектуалам и запрещать не надо. Они заранее боятся и ловят намеки на лету.
Российский книжный союз (созданный, представьте, для «защиты и продвижения интересов книжной индустрии в России») осыпает «продвигаемых» им книготорговцев предупреждениями, что продающие «иноагентов» магазины не смогут претендовать на льготную аренду и рекламу, обладать статусом социального предпринимательства, поставлять книги в школы и библиотеки.
А издательства оперативно наняли знатоков, которые проводят тотальную цензуру всего, что может у них выйти, под углом не только уже объявленных, но еще и подразумеваемых и будущих запретов. Теперь это неотъемлемая часть их business asusual.
***
Дежурная готовность вычеркивать то, что было написано, забывать всех, кого прикажут, и шарахаться от любой солидарности считается в России признаком знания жизни. Но безропотное послушание — сигнал придумывать все новые и новые.
Которым не будет конца, раз у подданных столько покорности.
