Тайваньская проблема кажется чрезвычайно сложной, но ее решение — очень простое: нужно сделать так, чтобы Пекин верил — мирное воссоединение возможно. Если мы в Китае считаем, что оно возможно, мы сохраняем уверенность и ждем, а не впадаем в нетерпение.
Сегодня многое зависит от поведения тайваньских властей. Господин Лай (президент Тайваня. — «Мнения») ведет себя вызывающе: назвал себя «практическим работником дела независимости», объявил материковый Китай «враждебной иностранной силой», принялся запугивать тех, кто поддерживает взаимодействие через пролив. Но если смотреть на ситуацию глазами Пекина, становится очевидно: сильная Китайская Народная Республика не может позволить, чтобы часть ее территории оставалась отделенной навсегда. Вопрос только в том, произойдет ли воссоединение мирно или через войну.
Красные линии? У Китая тоже есть стратегическая неопределенность. Мы не называем сроков. Но характер нашей неопределенности иной, чем у США. Американская неопределенность — это фиговый листок, которым Америка прикрывает свою нарастающую слабость. Китайская неопределенность растет вместе с силой Китая. Мы не вмешиваемся, мы предупреждаем и сохраняем пространство для маневра.
Важный вопрос — участие Японии в возможном конфликте вокруг Тайваня. Заявления госпожи премьер-министра Такаити были рассчитаны на внутреннюю аудиторию, она уже смягчила тон. Но и Япония, и даже Австралия отказались отвечать на вопрос министра обороны США, будут ли они воевать плечом к плечу с Америкой за Тайвань. Если союзники США не готовы к ясности, почему они должны делать то, чего сама Америка избегает? Никто не знает, стала бы Япония реально воевать. Корпорация RAND прямо пишет: решение будет принято в последний момент. Мы тоже действуем осторожно — китайские боевые корабли, как и японские, не входят в 12-мильную зону вокруг острова Дяоюйдао (Сенкаку по японской версии; спорные территории в непосредственной близости от Тайваня. — «Мнения»).
Если говорить о КНДР, то нельзя говорить, что здесь у Китая есть какая-то сфера влияния, как некоторые предполагают. КНДР никого слушать не станет, когда речь идет о ее ядерном потенциале. Наш регион — отнюдь не «задний двор» Китая. В Северо-Восточной Азии нет страны, которая автоматически следовала бы за Китаем. Так что даже если бы Китай захотел захватывать сферы влияния, это было бы невозможно. Но нам это и не нужно: мы не стремимся быть мировым жандармом.
Что касается войны на Украине, то Китай не может и не будет выбирать, кто должен победить. Но уже видны два результата.
Первый: расширение НАТО достигло предела. Дальше идти некуда — страны, которые хотят вступить в альянс (а это в первую очередь Грузия, Украина и Босния и Герцеговина), либо вовлечены в войну с Россией, либо не имеют стратегического веса.
Второй: Россия после войны, несмотря на большие потери, все равно укрепит свою — пусть и сильно уменьшившуюся — сферу влияния. Многие годы Запад игнорировал ее интересы, продвигаясь все дальше на восток. Теперь он наткнулся на твердое препятствие. Но цена для России огромна, поэтому ее влияние, конечно, будет заметно меньше прежнего.
Для Китая главный урок этой войны — необходимость наращивать ядерный потенциал и усиливать стратегическое сдерживание. Мы внимательно следим и за развитием технологий — от противодронных систем до лазерного вооружения. Все это мы давно показываем на наших парадах, но украинская война дополнительно подтверждает важность указанных направлений развития военной техники.
Китай не стремится создавать глобальные альянсы наподобие американских: союзники — как коты, гуляют сами по себе. Влияние возникает не из-за того, что кто-то захватывает какую-то сферу, влияние возникает благодаря реальным проектам и понятному поведению. Инициатива «Один пояс, один путь» изначально была экономическим проектом, но естественным образом стала инструментом политического влияния. Так же работает и посредничество: вспомните Саудовскую Аравию и Иран, злейших врагов, которые подписали соглашение в Пекине, или попытки Китая предложить мирные инициативы по Украине. Пока эти инициативы не дали плодов — но и ни одна другая мирная инициатива в этой войне пока не принесла результата.
В многополярном мире мы должны обсуждать проблемы, обсуждать их все вместе. Китай не хочет становиться мировым полицейским — подобное не в нашей культуре. Но как крупная держава, мы обязаны защищать свои зарубежные интересы, участвовать в гуманитарных миссиях, поддерживать безопасность и помогать тем, кто нас о помощи просит.
И наконец, мы уделяем особое внимание новым областям технологий — искусственному интеллекту и космосу. Я повторю свою мысль, что только Китай и США будут доминировать в будущем на полях сражений – именно благодаря достижениям в ИИ. В космосе же возникает ситуация взаимной уязвимости: разрушив спутник, можно создать тысячи обломков, опасных для всех. Поэтому Китай с Россией и предлагает не размещать оружие в космосе.
Я часто вспоминаю слова Дэна Сяопина, сказанные им пятьдесят лет назад: если Китай однажды станет гегемоном и начнет угнетать другие народы, мир должен помочь китайскому народу остановиться. Китайские лидеры искренни, когда говорят, что Китай не стремится к гегемонии.
Четыре десятилетия нашего мирного экономического роста — лучшее тому доказательство.
