Проекты российско-украинского перемирия, предложенные сначала Григорием Явлинским, потом Си Цзиньпином и совсем недавно — Александром Лукашенко, один за другим отклоняются Киевом как пропутинские. Прекращение огня по линиям нынешних фронтов оставит за Россией завоеванные земли.
Отклоненная выгода
Но этот очевидный подтекст всех трех мирных планов вовсе не исчерпывает тему. Владимир Путин явно не спешит ухватить свою предполагаемую прибыль.
На демарш Явлинского никакого ответа не было.
Председатель Си получил на личных переговорах отказ под видом одобрения («Многие из положений выдвинутого Китаем мирного плана созвучны российским подходам и могут быть взяты за основу для мирного урегулирования, когда к нему будут готовы на Западе и в Киеве. Пока такой готовности не наблюдается»).
И Лукашенко, видимо, на днях услышит что-нибудь похожее («Безусловно, два президента будут и эту тему обсуждать… Но в контексте Украины ничего не меняется. Продолжается СВО»).
Казалось бы, что мешает Путину объявить о согласии на перемирие? Киев все равно откажет. Зато лагерь союзников Украины почти наверняка даст трещину. Разговоры о том, что пора признать свершившиеся факты и остановить зашедшую в тупик войну, обретут опору в реальности. Сообщество умиротворителей, состоящее сейчас не из самых мейнстримных фигур, вроде венгерского премьера Орбана и американских республиканцев-изоляционистов, пополнится совершенно неожиданными фигурами.
Такой опытный манипулятор, как Путин, вроде бы должен такую возможность оценить. Но вот не ценит.
Причины столь нелогичного, на первый взгляд, поведения делятся на внутренние и внешние. Начнем со вторых.
Владимир Путин знал, чего хочет
Согласие на реальное прекращение огня означало бы, что правитель РФ впервые публично пытается сформулировать свои условия если не мира, то хотя бы длительной остановки войны. До сих пор он наотрез отказывался это делать. И имел на это причины. Объявить перемирие после всего совершенного против Украины — значит, смириться с ее существованием и отложить следующее в нее вторжение как минимум на годы, а может и до конца своего долгого правления. То есть — признать неудачу всего проекта ее ликвидации.
Этот проект не только не был, но и не мог быть изложен в виде внятного плана (почему так, будет сказано ниже), однако сам Путин хорошо знал, чего хотел. В его объявлении о начале «СВО» от 24 февраля и в обращении к украинским военным от 25 февраля 2022-го все перечислено по пунктам, пусть и иносказательно:
- Действующая политическая система Украины будет уничтожена. Никакой законной власти в этой стране нет. Там — «шайка наркоманов и неонацистов, которая засела в Киеве», в лучшем случае — «антинародная хунта» или «правящий на территории Украины режим».
- И не случайно сказано: «на территории». Потому что Украина как страна тоже подлежит упразднению и бывшая ее «территория» пойдет в раздел. Часть ее земель (явно очень значительная) через ритуальные голосования вольется в состав РФ: «Считаем важным, чтобы правом выбора могли воспользоваться все народы, проживающие на территории сегодняшней Украины, все, кто этого захочет».
- А на оставшейся части будет устроено что-то вроде бутафорского государства, статус которого при России изображен в корявой, но понятной фразе: «никому не позволять вмешиваться в наши отношения, а выстраивать их так, чтобы это создавало необходимые условия для преодоления всех проблем и, несмотря на наличие государственных границ, укрепляло бы нас изнутри как единое целое». То есть, не будет никакого собственного украинского суверенитета. Останется только один — российский.
Теперь проще продолжать авантюру
Согласиться сейчас на перемирие для Путина означает — признать, что и по первому, и по третьему пунктам его план полностью провален, а по второму если и выполнен, то максимум наполовину.
И даже это не окончательно. Весенне-летние наступления ВСУ считаются почти неизбежными. Они уже подготовлены и вряд ли будут отменены даже если внезапное путинское миролюбие внесет некоторую смуту в лагерь союзников Украины.
А уж если украинские контратаки окажутся успешными, то политическое расстояние от путинского согласия на перемирие по нынешним линиям разграничения до согласия на таковое по каким-то другим, более новым линиям — не так уж велико. Раз начав публично соглашаться прекратить бои, правителю РФ придется делать это и дальше, в ситуациях, еще менее для него выигрышных.
Уклонение диктатора от мирного плана Явлинского-Си-Лукашенко выглядит довольно понятным в его положении. Возможно, этот план и созвучен настроениям каких-то, условно говоря, «голубей» в российском правящем слое. Но их решительность и влиятельность ничем не доказана. А сам правитель и ближайшее его окружение явно не готовы публично признать нечто такое, что слишком похоже на поражение. Им проще продолжать войну. Значит, впереди по меньшей мере еще одна кампания.
Война должна быть необъяснимой
Кроме внешних соображений, закрывающих дорогу даже и куцым мирным планам, у Путина есть и внутренние. И они, возможно, еще более веские, поскольку касаются самых интимных аспектов отношений правителя со своими подданными.
Путин никогда и ни при каких обстоятельствах не сообщал публике напрямую о своих подлинных планах. Все его избирательные кампании сопровождались публикацией каких-то «планов Путина». Но никто не брал их всерьез. Все заранее понимали, что это для отвода глаз. И голосователи за Путина никогда не спрашивали у него потом отчета, что он выполнил, а что нет. Именно в отказе держать перед своим народом за что-либо ответ и заключается его сила.
Он уловил что-то главное в своих подданных. «Государство (российское — С. Ш.) — это родитель, который вас бьет, — считает социолог Наталья Форрат. — Вы к нему привязаны, вы не можете жить без него… При этом вы понимаете, что государство действует не в ваших интересах. Оно не старается, чтобы вам было лучше… У него какие-то свои комплексы, свои цели и проблемы. И вы становитесь таким объектом, на котором эти проблемы вымещаются. Я считаю, что модель домашнего насилия гораздо адекватнее описывает то, что происходит в России.»
Путин по опыту знает, что вполне может себе позволить самые причудливые «комплексы и проблемы», но при условии, что удержится в роли крутого папаши, никогда ничего не объясняющего лояльным своим домочадцам. Они и так заранее готовы все понять. Объяснять и советоваться — только портить дело.
Исследовательница z-публицистики Елена Иваницкая отмечает, что ее авторы весь этот год с лишним сокрушаются из-за отсутствия официально провозглашенных целей войны и вытекающей из этого неполноценности собственной пропаганды, которая «ничего не объясняет, а „люди“ ничего не понимают».
И действительно, лоялистскому большинству россиян предписано одобрять войну, о целях которой оно понятия не имеет. Но это непонимание вовсе не мешает Путину править. Наоборот, помогает.
Если проигрывать, так только по-херсонски
Сдача Херсона обратно украинцам прошла незамеченной именно потому, что смысл его захвата, а равно и последующего оставления с публикой заранее не обсуждался. Вполне можно вообразить, что даже и потерю Крыма, если о ней не станут публично рассуждать, массы примут спокойно и не особо теряя в готовности слушаться начальства.
Формально говоря, лишь половина опрашиваемых граждан высказывается за то, чтобы «продолжать военные действия», а другая половина — за то, чтобы «начать мирные переговоры». То есть, предложение перемирия выглядит как нечто общественно приемлемое.
Но если вникнуть в детали, то выяснится, что публика вовсе не считает уход из завоеванных земель предметом этих «мирных переговоров». То есть она, конечно, не восстанет и в войско не запишется, но сочтет это слабостью папаши-правителя.
Заявление режима о готовности к перемирию стало бы первым шагом к тому, чтобы начать обсуждать с подданными цели и результаты войны. И к явной невыгоде для властей. Это совсем не похоже на Путина. Хотя его украинская авантюра зашла в тупик, он и по внешним, и по внутренним причинам далек от того, чтобы прямо или косвенно это признать.
Если Путин и вынужден будет пойти на прекращение огня, то, во-первых, не сейчас, и, во-вторых, постарается сделать это без публичных споров — «по-херсонски», через какие-нибудь подпольные соглашения.
