«Вторая мировая война по-прежнему служит источником национальной легитимности, возможно, превосходящим тот, который проистекает из Революции и Гражданской войны», — пишет о США американский историк Эндрю Басевич. Недаром же президент Дональд Трамп недавно переименовал Министерство обороны — со ссылкой именно на то, что «мы выиграли Первую и Вторую мировую не с Министерством обороны, а с Военным министерством».
Вторая мировая занимает особое место в американском политическом нарративе. Это война за демократию, за торжество христианских ценностей над тоталитарной тьмой — а мемуары главнокомандующего союзными силами в Европе генерала Эйзенхауэра так и называются «Крестовый поход в Европу», — подтвердила провиденциальную миссию Америки и до сих пор оставалась путеводной звездой для политического класса США. Правда, картину борьбы за свободу несколько портил союз со Сталиным, видным и общепризнанным «демократом». Но американцы — не единственная нация, научившаяся не замечать неудобных слонов в кабинете истории.
Главный урок Второй мировой для Вашингтона однозначен: Соединенные Штаты больше никогда не должны уклоняться от вызова свободному миру, где бы и когда бы он не прозвучал. Президент Гарри Трумэн послал войска в Корею в июле 1950 года, уверив страну, что нового Мюнхенского сговора не будет. Через неделю после атаки 11 сентября 2001 года президент Джордж Буш-младший, выступая перед Конгрессом, заявил: «Мы уже видели таких, как они. Они — наследники всех убийственных идеологий XX века. Отказываясь от всех ценностей, кроме воли к власти, они следуют по пути фашизма, нацизма и тоталитаризма».
Эта реминисценция из Второй мировой сама собой снимала вопрос о целях войны в Ираке и Афганистане. Ответ был очевиден: 11 сентября как 7 декабря 1941-го (и 1 сентября 1939-го) открывало новый этап борьбы за свободу, и этот момент требовал не размышлений, а действий.
Никакого нового Мюнхена!
На уровне риторики отсылки ко Второй мировой звучат и сегодня. «Вы уже это кино видели в Европе. Помните, когда Чемберлен сказал, что принес мир Европе, и что было дальше», — произнес спецпосланник Трампа Кит Келлог. Однако нельзя не заметить, что в данном случае за риторикой не следует действий в стиле Трумэна-Буша.
Неудачный опыт США в Ираке и Афганистане ребром поставил вопрос о пределах американской мощи. Выяснилось, что Америка не может себе позволить воевать, выражаясь словами Омара Брэдли, «не с тем врагом, не в том месте и не в то время». И в этом смысле Европа оказывается в одной компании с Афганистаном — не тем местом.
Европа и национальный интерес США
Соединенные Штаты сравнительно молодая — 1776 г. р. — страна. И несмотря на собственный бурный рост, на протяжении большей части ее истории именно Европа была экономическим, военным, идеологическим сгустком земной цивилизации. К счастью для США, Европа являла собой понятие географическое, но отнюдь не политическое, и американцы очень рано поняли, что для их блага она таковым и должна оставаться.
«В Европе имеется баланс сил, он создан природой. Он утвержден практикой и привычкой и должен существовать вечно, — писал Джон Адамс, второй президент США. — Никогда не может соответствовать нашим интересам перспектива объединения с Францией в деле уничтожения Англии».
Эту же мысль подтвердил его преемник Томас Джефферсон, причем непосредственно в ходе англо-американской войны 1812–1815 гг. В тот момент Британия сражалась и с французами, но принцип «враг моего врага — мой друг» отнюдь не стал его руководящим принципом. «Нашим интересам не может отвечать сведение всей Европы в единую монархию, — писал Джефферсон. — Если бы он [Наполеон] вновь продвинулся к Москве, я бы вновь желал ему поражения. Даже если бы следствием этого стало затягивание нашей войны [с Британией], я скорее согласился бы на это, нежели на то, чтобы вся мощь Европы сосредоточилась в одних руках».
Так Адамс и Джефферсон сформулировали ключевой национальный интерес США: не допустить появления в Европе доминирующей силы. Ибо контроль над Европой, учитывая ее ресурсы, автоматически означал претензию и на мировое господство. А Америка не для того вырвалась из лап британской короны, чтобы признать над собой любого другого сюзерена.
Эта идея была настолько вшита в подсознание американского политического класса, что когда в июне 1941-го сенатора Трумэна спросили об отношении к войне между Германией и СССР, он на автомате выдал: «Если мы увидим, что побеждает Германия, мы должны оказывать помощь России, а если будет побеждать Россия, мы должны помочь Германии…» В советское время эта цитата приводилась как доказательство «мракобесия и антисоветизма» будущего 33-го президента США, хотя он просто пересказал Джефферсона своими словами. Ничего личного, просто Realpolitik.
Но если на протяжении XIX века баланс сил в Европе поддерживался сам собой, то в ХХ веке Америке пришлось вмешаться. «Соединенные Штаты вступили в Первую мировую войну ради поддержания баланса сил; но Вудро Вильсон не мог заставить себя признаться, что, не допуская концентрации всей мощи Европы в одних руках [в данном случае Германии Вильгельма II], США руководствуются своими национальными интересами, — пишет американский историк и политолог Артур Шлезингер. — Вместо этого он представлял себя пророком некоего мира, пребывающего вне сферы действия реальной политики, — мира, в котором негодный и устаревший принцип баланса сил уступит место новому радужному объединению сил».
Поскольку с первого раза «радужного объединения» не получилось, пришлось высаживаться в Европе вторично, а потом остаться там в рамках разгорающейся холодной войны. Ибо «негодный принцип баланса сил» и после 1945 года нипочем не хотел уступать место.
Были когда-то и мы рысаками…
После двух мировых войн в Европе остался всего один претендент на господство, зато какой! СССР превратился в военную сверхдержаву, и в конце 1940-х танки ИС-2 на берегу Ла-Манша казались отнюдь не призрачной угрозой.
А Западная Европа, несмотря на послевоенную разруху, оставалась ценным индустриальным и демографическим активом. Согласно стратегии сдерживания СССР, разработанной администрацией Трумэна, долина Рейна наряду с Японскими островами была признана одной их двух ключевых точек, которые США не могли потерять ни при каких обстоятельствах.
Рейн, Рурская область, — промышленное сердце Европы, к которому прилагались 60 млн немцев, самой трудолюбивой нации Европы. Таким ресурсом не разбрасываются, и в ФРГ была развернута 7-я американская армия (в Японии — 8-я), а план Моргентау, предусматривающий превращение послевоенной Германии в индустриальную пустыню, был моментально заменен на план Маршалла.
В 1987 году уже довольно известный бизнесмен Дональд Трамп скупил рекламные полосы в New York Times и Washington Post, чтобы ознакомить американскую публику со своими идеями: «Заставьте Японию, Саудовскую Аравию и другие страны платить за защиту, которую мы им предоставляем как союзники. Облагайте налогом эти богатые страны, а не Америку». Неясно, кого он имел в виду под «другими странами», но тогдашняя Европа честно несла свою долю бремени противостояния с СССР. Бундесвер насчитывал 12 полноценных дивизий (для сравнения: сухопутные войска США на тот момент — 16), Британская Рейнская армия — 5 дивизий, Голландия и Бельгия выставляли по двухдивизионному армейскому корпусу и т. д.
С тех пор утекло много воды: пала Берлинская стена, отошел в мир иной Варшавский договор, распался СССР. Менее заметные, но не менее значимые изменения произошли в Западной Европе. Когда-то она была технологическим лидером мира, не имея себе равных по количеству, качеству и номенклатуре производимых товаров: например, в начале ХХ века линкоры строились только на европейских и американских верфях. Когда-то совокупная военная мощь двух наугад взятых европейских великих держав превосходила все неевропейские страны вместе взятые. Когда-то потенциальное объединение Европы под единым скипетром — Карла V, Людовика XIV, Наполеона, Вильгельма II, Гитлера, Сталина — действительно рождало пугающего геополитического монстра.
Но те времена прошли. Европа уже не технологический, не военный и не демографический центр мира. Европа, объединенная под «скипетром» Урсулы фон дер Ляйен не пугает даже Эрдогана. И претендентов на европейское господство не просматривается. Да, Z-патриоты могут грезить об «Арматах» на берегах Ла-Манша, но более адекватные аналитики осторожно рассуждают о Сувалкском коридоре, от которого до контроля над континентом — как до Луны пешком. Нынешняя Россия, тень от СССР, — вполне под стать нынешней Европе.
Сегодня сухопутные войска Британии, Франции, Германии и Польши в совокупности насчитывают 425 тыс. человек — 13 дивизий (из них, что характерно, шесть польских). Для сравнения, пакистанская армия — это 560 тыс. человек, 25 дивизий. Еще печальнее, что, как пишет американский военный аналитик Эдвард Люттвак, «попытка искоренить войну из ее естественной среды обитания, которой всегда была Европа, имела катастрофические социальные последствия». Предположить, что европейцы по программе RearmEurope удвоят число дивизий, с трудом, но можно. А вот что они пошлют их в товарном количестве за пределы Европы на интересующий Америку театр военных действий — представить уже решительно невозможно. Афганистан был хорошим примером: за исключением Британии все остальные европейские союзники НАТО выделили мизерные контингенты, да и те по большей части отсиживались по базам, заслужив у американцев нелестное прозвище «истребители пайков».
Возможно, когда-нибудь в будущем, когда Исламская республика аль-Бион захочет войти в состав халифата аль-Франдж ва-ль-Алеман («Халифат франков и немцев»), Америке снова придется обратить самое пристальное внимание на европейские дела. А пока…
Пока же в XXI веке события в Европе перестали непосредственно влиять на безопасность США, а сама Европа даже в едином виде перестала представлять для Америки как угрозу, так и ценный актив, который мог бы помочь ей в противостоянии новому вызову со стороны Китая. Здесь нужны совершенно другие союзники, и Люттвак без всякой иронии называет лучшим из них… Вьетнам.
Тот самый Вьетнам, где американцы так долго воевали, оставив по себе недобрую память, и с которым нынче все теснее сближаются на почве общего антикитайского интереса. 100-милионная страна с армией из 28 дивизий и практически неисчерпаемым по европейским меркам резервуаром хорошо мотивированной пехоты — как раз то что нужно американцам! Техникой они и сами богаты, но пехота… А там, глядишь, и Пакистан подтянется — пока он считается клиентом Пекина, но, учитывая наметившийся дрейф его извечного противника Индии в сторону КНР… Realpolitik, ничего личного.
Так мы с вами одной крови? Или…
Тут любой европеец возразит, что для людей есть вещи поважнее Realpolitic — а именно духовное, цивилизационное родство, общие ценности. Действительно, мы привыкли воспринимать западную цивилизацию как единое целое Европы и Америки: все мы одной крови, все вышли из «гегелевской шинели». Но на самом деле это ценностное родство — конструкт сравнительно недавний.
Известно высказывание пятого президента США Джеймса Монро, что политическая система Европы «настолько существенно отличается от той, что существует в Америке», что Соединенные Штаты посчитают «любую попытку с их стороны распространить свою систему на любую часть Западного полушария опасной для нашего мира и безопасности». Так в 1823 году родилась «доктрина Монро», суть которой сводится к простой формуле: мы не лезем к вам, а вы — к нам.
Только в 1917 году, когда американским солдатам нужно было объяснить смысл их «поездки» в Европу, была разработана учебная программа под названием «Западная цивилизация». Каковой частью они неожиданно себя и обнаружили. Начало холодной войны лишь усилило важность включения Америки в это широкое цивилизационное сообщество единого Запада, воплощающего собой свободу, разум и терпимость и противостоящего тирании репрессивного Востока.
Эта повестка нашла отражение и в уставе НАТО, статья 2-я которого гласит: «Договаривающиеся стороны будут содействовать дальнейшему развитию международных отношений мира и дружбы путем укрепления своих свободных институтов, достижения большего понимания принципов, на которых они зиждятся…»
Между тем, нашумевшая речь вице-президента США Джей Ди Вэнса в феврале в Мюнхене — фактически обвинение европейского политикума в нарушении 2-й статьи, в разрушении свободных институтов Европы и даже непонимании принципов, на которых они зиждутся. Американцу, впавшему в кому в начале 1980-х и очнувшемуся в 2025-м, по прочтении речи Вэнса могло бы показаться, что Москве за это время таки удалось советизировать Западную Европу.
В Америке популярны отсылки к истории античного Рима, по которой американские интеллектуалы время от времени «сверяют часы». А как известно, Римская империя в итоге разделилась на Восточную и Западную. Последняя в V веке потеряла субъектность, превратившись в поле, на котором разыгрывали свои комбинации готы, вандалы, аланы, свевы и прочие «геополитические новички». (Кстати, тот же Люттвак в одном из интервью сказал, что «так называемые варварские вторжения были, по сути, нелегальной миграцией»). А попытки Восточной империи в VI веке восстановить единство привели лишь к бессмысленной растрате в Италии ресурсов, так необходимых на азиатском направлении.
Кто в этой аналогии США, полагаю, понятно. Конечно, Европе еще далеко до появления нового Алариха, но описания состояния Западной империи IV века иногда поражают сходством с современностью.
Навстречу доктрине Монро 2.0
Все вышесказанное не означает, что США прямо завтра уйдут с европейского континента, бросив его на произвол судьбы — во всяком случае, этого явно не случится при нынешней администрации. Но долгосрочные тенденции очевидны: Европа все больше рассматривается не как активный союзник на глобальном поле, а как помесь дома престарелых с музеем. Побродить по нему интересно, но тратить на его реставрацию сколь-нибудь серьезные ресурсы, когда их явно не хватает в других местах, — увольте. А это значит, что популярность доктрины Монро 2.0 со временем будет лишь нарастать.
«То, что происходит в Северной Америке, имеет гораздо большее значение для благосостояния американского народа, чем все, что происходит в Европе, на Ближнем Востоке, в Африке или Восточной Азии, — писал в 2021 году Эндрю Басевич. — В иерархии двусторонних отношений США Канада и Мексика должны занимать первое место. Неспособность мексиканского правительства обеспечить безопасность границ и бороться с наркокартелями представляет для американцев куда большую угрозу, чем соперничество Саудовской Аравии с Ираном или трудности Израиля с «Хамасом» и «Хезболлой».
В 2025 году аналитики Пентагона в полном соответствии с этой рекомендаций предлагают уделить приоритетное внимание защите США и Западного полушария: резкий отход от многолетней политики военных, направленной на противодействие угрозе со стороны Китая. Как сообщает Politico, в проекте новой Стратегии национальной обороны, легшей на стол военного министра Пита Хегсета, внутренние и региональные миссии ставятся выше даже противодействия планам Пекина.
«Америка сосредотачивается», как написал бы канцлер Горчаков. И в этом сосредоточении реплики об «уроках Мюнхена» будут продолжать звучать со всех сторон, но вот будут ли они оказывать непосредственное влияние на американскую политику, как это было в период 1945–2003 годов?..
Большой вопрос, ответ на который скорее нет, чем да.
