Не считайте цыплят, пока они не вылупились, гласит старая английская пословица. Ее русский аналог — «цыплят по осени считают». В России осень начинается в августе и часто несет перемены. Августовский путч 1991 года показал трещины в советской элите, ускорив распад страны, а финансовый кризис августа 1998 года обнажил банкротство нового российского государства. Взрывы террористов в 1999 году, бойня в Беслане в 2004 году и даже революция 1917 года — все это произошло осенью, как будто не только природа, но и социальные и политические силы созревают и приносят плоды в это время года.
Осенью 2022 года россияне вынуждены были столкнуться с реальностью войны. Сентябрьское решение Владимира Путина о мобилизации россиян приподняло последнюю тонкую завесу над тем, что правительство продолжает называть специальной военной операцией в Украине.
Многим российским гражданам пришлось столкнуться с уродливым лицом войны спустя целых 210 дней после полномасштабного вторжения. Согласно опросам, проведенным «Левада-центром» после объявления мобилизации, почти половина россиян испытывала «тревогу, страх и ужас», а 13% были злы.
Тем не менее, несмотря на все эмоции, эскалация, похоже, не повлияла на взгляды большинства россиян на войну. Согласно одному недавнему исследованию, 43% россиян поддерживают бомбардировки украинских городов, и общая поддержка войны не сильно снизилась. Учитывая плачевное состояние страны — международно изолированной и экономически неустойчивой — и постепенное осознание того, что влечет за собой война в Украине, такой надежный банк поддержки действий Кремля может показаться удивительным. Но она возникает из глубокого колодца коллективного чувства, взращенного в последние десятилетия, которое объединяет интересы отдельных лиц с интересами государства, воплощением которых является Путин. Эта поддержка может ослабнуть, но не исчезнет.
Когда началась война, надежды на то, что россияне поднимутся и бросят вызов бессмысленной жестокости руководства своей страны, быстро развеялись.
Некоторые смельчаки, часто из более молодого поколения, вышли на улицы или как-то иначе противостояли войне. Но протесты, на которые в первые дни после вторжения пришли тысячи людей, так и не приобрели грандиозных масштабов.
Главным фактором был страх. После того как Кремль объявил, что критика войны карается лишением свободы на срок до 15 лет, протесты по понятным причинам сошли на нет. В конце концов, у людей одна жизнь, и они хотят прожить ее, а не провести ее под пытками полицейских, в тюрьме.
Если меньшинство россиян было возмущено вторжением, то большинство пребывало в состоянии шока. За несколько дней Россия превратилась в изгоя, отрезанного от международных поездок и подвергшегося серьезным санкциям. Это сильно дезориентировало. Чтобы прийти в себя, россияне в основном опирались на знакомую моральную основу: коллективную идентичность. «Моя страна, правильная она или неправильная» — это была реакция по умолчанию. Вместо своих властей люди обвиняли президента Джо Байдена, расширение НАТО и Запад, а также украинских националистов.
Со временем многие россияне дистанцировались от войны. Они прожили летние месяцы так, как будто ничего не происходило. Российское государство приняло к сведению общественное размежевание, и в начале сентября подконтрольные государству СМИ перешли от стиля освещения, характерного для начала войны, с его акцентом на демилитаризацию и денацификацию Украины, к информационно-развлекательному. Вернулись сериалы и вечерние шоу со знакомыми ведущими.
Некоторое время самыми популярными запросами в поиске Google в России были результаты футбольных матчей и «Дом дракона».
Приказ Путина о мобилизации нарушил это равновесие. Когда мужчин призывали воевать, отношение россиян к войне подвергалось еще одному испытанию. Мобилизация была вторым шоком, который снова был усвоен обществом. Несмотря на волнения в некоторых регионах, российская общественность в целом молчала. Более образованные и обеспеченные россияне искали способы избежать призыва, уехав за границу или получив бронь. Но долг перед государством и своим народом воспринимается многими простыми россиянами как неизбежность.
Это не слишком удивительно. В конце концов, война увеличивает роль коллективной идентичности, которая сама по себе для многих россиян является базой осмысления реальности. Это не просто работа пропаганды, хотя действительно большинство граждан берут пример с подконтрольных правительству СМИ. Это убеждение действует на более глубоком уровне восприятия и интерпретации — люди формируют свое мнение на основе того, что кажется им общеизвестным, общепринятым.
Этот рефлекс объясняет кажущиеся противоречия в данных опросов.
Недавний опрос показал, что почти 40% россиян гипотетически готовы поддержать любое решение Путина, будь то подписание мирного соглашения или поход на Киев.
Парадокс поддержки этих противоположных стратегий растворяется, как только вы понимаете, что люди отвечают на эти опросы не индивидуально, а коллективно: они поддерживают все, что «служит коллективным интересам», выраженным их президентом. В военное время, когда нация противостоит целому ряду противников, эта динамика только усиливается.
Сплочение вокруг флага во время войны, конечно, не уникально для России. Уникальность России сегодня в символическом слиянии ее национального самосознания с фигурой Владимира Путина. Это странное смешение является плодом продолжавшегося два десятилетия процесса деполитизации, в ходе которого Кремль призывал людей доверять Путину, считавшемуся героической фигурой, спасшей страну от диких и болезненных 1990-х, одновременно сея глубокое недоверие ко всем другим политикам.
В 2000-х эта во многом успешная стратегия держалась на повышении уровня жизни. В последнее десятилетие, когда экономический рост остановился и вспыхнуло недовольство, она приняла форму политики национальной идентичности.
Патриотизм, почитание государственных символов и преклонение перед славой российской истории и недавними успехами страны стали полированным зеркалом, в котором граждане видят себя.
В центре этой национальной идеи находится Путин, воплощение сильной и успешной России. Пробуждение от этой иллюзии будет болезненным и долгим. Пока многие российские граждане хотят победы в Украине — что бы это ни значило.
Но эта осень (хотя россиянам может потребоваться некоторое время, чтобы признать это) тоже стала временем перемен. Она знаменует собой точку, когда Путин начал медленно, но верно сползать с национального пьедестала.
Материал впервые был опубликован в The New York Times.
